Против левого экономического популизма

Перевел Денис Горбач

Ответом на подъем трампизма и глобальный подъем протофашистских движений стали призывы выработать обновленную левую политическую стратегию, которая предложила бы альтернативу трампизму и фашизму. Общей темой является призыв к новому левому экономическому популизму, одним из самых известных примеров которого в США является «Наша революция» Берни Сандерса. Этот новый левый экономический популизм не так уж и нов. Это романтический популизм, тоскующий по «славным» денькам послевоенного бума, когда в США было относительно сильное социальное государство, росли зарплаты, государству отводилось важное место в процессе поддержания капиталистического роста и регулирования классового конфликта, оно инвестировало в крупные инфраструктурные проекты, а страна располагала сильной промышленной базой, дававшей работу многим людям.

Новый левый экономический популизм призывает к проведению политики перераспределения, направленной на сокращение неравенства доходов через прогрессивное налогообложение, повышение минимальной зарплаты и щедрые программы социальной помощи. Часто он призывает государство гарантировать всеобщее бесплатное здравоохранение. Он призывает к регулированию финансового капитала. А государство должно запустить экономический рост при помощи масштабных программ социальных расходов, особенно на «зеленые» инфраструктурные проекты.

В этой статье я критикую некоторые предпосылки, на которые опирается эта экономическая форма левого популизма. Левый популизм может существовать в других измерениях, помимо этой экономической формы, но данная статья ограничивается лишь обсуждением левого экономического популизма.

Призывы к проведению новой левой экономической повестки, укорененной в социал-демократии середины ХХ века, сами по себе не обязательно являются «популизмом», но они легко встраиваются в нарратив популистской политики. Левый экономический популизм следует классическому популистскому нарративу, противопоставляющему угнетенных «нас» элите и подменяя этим классовый анализ. В центре этого политического видения стоит популярный лидер, который возьмет в свои руки бразды правления капиталистическим государством от имени масс, воспроизводя капиталистическое разделение между умственным и ручным трудом, при котором массы действуют лишь в качестве тел, чисел.

Этот левый экономический популизм также по-популистски конструирует аргументы и пытается завоевать сторонников. Вместо того, чтобы опереться на надежные теоретические позиции или включиться в диалектический процесс дискуссии и критики для продвижения теоретического развития левых идей, новый левый популизм не обращает никакого внимания на непоследовательности и теоретические ошибки. Он побеждает в спорах при помощи апелляций к популярным предрассудкам и мифам, а на низовое недовольство дает простые ответы. Он не переживает, что обещания будет сложно выполнить, если эти обещания завоевывают сторонников. Именно это в первую очередь делает его популизмом. Именно эта черта наиболее сближает его с трампизмом.

В этой статье рассмотрены и поставлены под сомнение некоторые ключевые элементы мифологии, лежащей в основе левого экономически популистского проекта. После этого будут изложены некоторые возможные политические выводы, следующие из этой критики.

Мифология левых популистов

Миф 1: Неолиберализм как политический проект

Уже довольно давно левые называют нашу эпоху неолиберальной, возлагая вину за все экономические беды нашего времени, от роста неравенства до Великой рецессии, на неолиберальную политику. Эта характеристика основывается на предположении, что развитие капитализма формируется политической волей и идеями, стоящими за этой волей.

На первый взгляд кажется логичным обвинять неолибералов в экономических тенденциях, ассоциируемых с неолиберализмом, но с этим подходом есть некоторые проблемы. В книге «Крах капиталистического производства» Эндрю Климан доказывает, что все экономические тенденции, ассоциируемые с неолиберализмом (медленный рост, глобальная финансовая нестабильность, растущее долговое бремя, торможение темпов роста зарплат, растущее неравенство и сокращение расходов на инфраструктуру), начались перед приходом Рейгана, Тэтчер и других «неолибералов». Эти тенденции, собственно, начались в то время, когда парадом командовали кейнсианцы¹Andrew Kliman, The Failure of Capitalist Production: Underlying Causes of the Great Recession. London: Pluto Press, 2012, chapter 4..

Это значит, что классический неолиберальный нарратив ставит телегу впереди лошади. Скорее, основные экономические тенденции, ассоциируемые с неолиберализмом, являются выражением экономического кризиса 1970-х и неспособности мирового капитализма полностью оправиться от этого кризиса. Эти тенденции дали предпосылки для появления своих собственных идеологий и идеологов, оправдывающих их неизбежность.

В знаменитом предисловии к работе «К критике политической экономии» Маркс написал, что «в общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил». Это ключевое положение противоречит образу мышления тех, кто, смотря на мир с точки зрения капитала, обвиняет в недостатках капитализма индивидов и их идеи. Возлагать на индивидов или неолиберальную философию ответственность за долгосрочные тенденции мирового капитализма на протяжении последних 40 лет означает приписывать индивидам сверхчеловеческие способности, способности навязывать свою волю способу производства, имеющему собственные автономные законы, действующие за спиной производителей и политиков.

Волюнтаризм — это утверждение, что политическая воля определяет экономические реалии капитализма. Волюнтаризм противоречит марксову взгляду на экономических акторов как на олицетворенные экономические категории.

Если придерживаться волюнтаристского взгляда на неолиберализм как этап капитализма, навязанный благодаря деятельности неолиберальных политиков, не менее логично и то, что можно явочным порядком навязать возрождение «нового курса», без оглядки на экономические условия. Эта логика подпитывается мифом о том, что «новый курс» вывел американскую экономику из Великой депрессии. На самом деле дорогу к экономическому восстановлению проложило масштабное разрушение капитала, произошедшее во время Великой депрессии, а не «новый курс»²Ibid., pp. 23–24, 76–77.. Циклический бум, начавшийся после Второй мировой войны, позволил философии и политике капиталистического социального государства расцвести там, где ранее она чахла.

Сегодня, после Великой рецессии, капитализм, как кажется, плетется вперед неуверенно. На горизонте не просматривается никакой масштабный бум, сравнимый с послевоенным. Это значит, что масштабные социальные расходы, предлагаемые левыми популистами, вряд ли могут быть реализованы, не нанося вреда капиталу и, следовательно, экономике. Кроме того, капиталистическому классу не противостоит боевое, организованное движение трудящихся, которое вынудит его предложить в качестве уступки пряник социал-демократии.  

Миф 2: Фордовы 5 долларов в день

Хрестоматийным сюжетом левой мифологии является история Генри Форда, который, как утверждается, сделал гениальное открытие, что если рабочим платить более высокую зарплату, 5 долларов в день, то они смогут купить больше автомобилей Форда, тем самым увеличивая богатство его автомобильной компании. Эта легенда используется для подкрепления теории, что повышение зарплат, а следовательно, и потребительского спроса, увеличивает прибыли и, соответственно, является благом для экономики.

История о фордовых пяти долларах — по большей части миф, а утверждения, сопровождающие эту историю, — просто лапша на уши. Во-первых, Форд повышал зарплаты не для того, чтобы продать больше машин. Он делал это, чтобы привлечь стабильную рабочую силу. Во-вторых, невозможно поднять прибыль, платя больше рабочим. Поднятие зарплат отражается на прибыли, даже если эти рабочие идут и тратят свою зарплату на собственную продукцию.

Более серьезный аргумент, следующий из притчи о Форде, — это утверждение, что общее повышение зарплат, а следовательно, и потребительского спроса, пойдет во благо капиталу, и наоборот, снижение зарплат — это плохо для экономического роста. Однако это утверждение так же ложно, как и притча о Форде. Капиталистическое накопление зависит не от одного только потребительского спроса. Капитал создает свой собственный спрос на товары, частично через спрос на средства производства, или капитал. По сути, двигателем расширения производства служит расширенное производство капитала, а не потребительских товаров. Капитал может создавать свой собственный спрос на средства производства вне зависимости от уровня потребительского спроса. Прибыль может быть высока, и темпы накопления капитала могут расти без поднятия зарплат. Повышение зарплат отражается на прибыли капитала, оставляя меньше средств для реинвестирования в накопление.

За притчей о Форде стоит логика классового компромисса. Она обосновывает утверждение, что то, что хорошо для рабочих, хорошо и для капитализма. Она идеально вписывается в антинеолиберальное мировоззрение, рассматривающее современные проблемы как результат плохо администрируемого капитализма, а не капитализма как такового.

Конечно, важно бороться за повышение зарплат в рамках борьбы против капитала. Но неверно утверждать, что эта борьба отвечает и интересам капитала тоже.

Миф 3: Идеальный курс

Призывы к новому левому популизму изобилуют чересчур романтичными и оптимистичными изображениями послевоенной Америки, преувеличивая масштабы процветания. Послевоенный бум позволил поднять зарплаты, расширить ряды среднего класса и завести щедрые социальные программы, но эти блага не были равномерно распределены среди населения. Часто повторяемая история о процветании и вертикальной мобильности — это прежде всего история о процветании рабочих-мужчин в определенных отраслях, а не рабочего класса в целом. Более того, это подмножество рабочих оплатило рост своих доходов отказом от политической власти, и профсоюзное движение закостенело, превратившись в бюрократическое крыло Демократической партии. Как только в ходе кризиса 1970-х прибыли оказались под угрозой, правое крыло капитализма было готово атаковать социальное государство.

Левые популисты также, похоже, не вспоминают о том, что макроэкономическая философия послевоенного бума, кейнсианское балансирование между занятостью и инфляцией стало противоречить реальности в 1970-х, когда экономика одновременно столкнулась с растущей безработицей и растущей инфляцией. Капиталистические государства утверждали, что смогли стабилизировать экономику, застраховав ее от кризиса при помощи контрцикличной монетарной и бюджетной политики, гарантировавшей высокий уровень занятости и низкий уровень инфляции. Ни теория, ни политики не были готовы к одновременному росту темпов инфляции и росту безработицы в 1970-х. Этот серьезный провал теории и практики часто игнорируется и не принимается во внимание в современном левом энтузиазме по поводу волшебной стабилизирующей силы государственного вмешательства в экономику.

Миф 4: Вынос производства — главный убийца рабочих мест

«Наша революция» Сандерса и другие стратегии предусматривают разрыв соглашений о свободной торговле с тем, чтобы вернуть в Америку рабочие места в промышленном секторе. Это же обещал и Трамп. Они исходят из предположения, что большинство промышленных рабочих мест, потерянных на протяжении последних десятилетий, были потеряны вследствие переноса производства в другие страны. Безусловно, рабочие места действительно перемещались из США в другие страны с более дешевой рабочей силой, однако в долгосрочной перспективе главным убийцей рабочих мест является автоматизация. Многие рабочие места, ушедшие за границу, рано или поздно все равно были бы заменены роботами.

Левопопулистские инстинктивные обвинения неолиберальной политики свободной торговли, таким образом, несут большую опасность. Во-первых, они в перспективе разделяют международный рабочий класс, поскольку рабочие конкурируют за право быть эксплуатируемыми капиталом, игнорируя борьбу между трудом и капиталом (в форме машин) на рабочем месте. Кроме того, напрашивается вопрос, что представляли бы собой эти промышленные рабочие места, вернись они в США, действительно ли мы бы хотели иметь такие рабочие места, и как долго они продержались бы до передачи их роботам.

Миф 5: Социал-демократия — это левая политика

Многие исходят из предпосылки, что социал-демократическая политика — левая по своей сути. Даже те, кто критиковали Сандерса за излишний реформизм, тоже часто разделяли предположение, что в социал-демократическом проекте, который он представляет, есть нечто сущностно левое. Кшама Савант назвала предложения Сандерса «ключевой составляющей любой социалистической программы сегодня»³“Interview with Kshama Sawant. What is Democratic Socialism? Bernie Sanders Popularizes Socialism to Millions,” Socialist Alternative, no. 22, … Continue reading.

Именующий себя плутократом венчурный капиталист Ник Ханауэр в недавнем выступлении дал намного лучшее определение социал-демократии. Несмотря на свое огромное состояние и профессию, Ханауэр сделал публичную карьеру, выступая за возвращение к экономике социального государства, включая поддержку кампании за поднятие минимальной зарплаты до 15 долларов в час в Сиэттле.

Я дам совет своим коллегам-плутократам и мультимиллиардерам — и всем живущим в огороженном пузыре: проснитесь. Проснитесь. Это не может продолжаться вечно. Потому что если мы не сделаем что-нибудь для сглаживания вопиющего экономического неравенства в нашем обществе, к нам придут с вилами, ибо никакое свободное и открытое общество не может долго выдержать такое растущее экономическое неравенство (…). К нам придут с вилами, если мы не займемся этим. Вопрос не в том, произойдет ли это, а лишь во времени. И когда они придут, это будет ужасно для всех, но особенно для нас, плутократов.

Вот оно, из первых уст: социал-демократия существует для спасения капитализма, а не борьбы с ним. Маркс не мог бы сказать лучше:

Своеобразный характер социально-демократической партии выражается в том, что она требует демократическо-республиканских учреждений не для того, чтобы уничтожить обе крайности — капитал и наемный труд, а для того, чтобы ослабить и превратить в гармонию существующий между ними антагонизм⁴Маркс, Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. – 1852. – Гл. 3..

Живучая мифология такого рода, несмотря на доказательства противного, служит основой для риторики, призывающей к новому экономическому левому популизму. Мифология подкрепляет популистский нарратив о том, что наша борьба — результат политики элит, сговорившихся между собой против нас, и оправдывает призыв бороться за мифическое общество классовой гармонии, где высокие зарплаты ускоряют экономический рост, а государства могут бесконечно тратить и тратить без каких-либо проблем.

Политические выводы

Подъем нового левого экономического популизма, похоже, неизбежен, хотим мы этого или нет. Нужно критически обдумать, как участвовать в сопротивлении трампизму, при этом критикуя и левый популизм. Я бы хотел предложить несколько моментов, в которых, как мне кажется, полезны будут некоторые теоретические различения.

1. Борьба за уступки или претензия на решение противоречий капитализма

Определенные политические ситуации в определенные моменты могут требовать поддержки разных реформ капиталистического государства и борьбы за них. Однако есть разница между борьбой за уступки со стороны капиталистического класса, с одной стороны, и стремлением управлять капиталистическим государством лучше, чем капиталисты, с другой. Левые не должны брать на себя невыполнимую задачу спасения капитализма от его внутренних противоречий. Это не кончится ничем хорошим. Не нужно долго искать исторических примеров, чтобы увидеть, чем это кончается. Унизительная капитуляция Сиризы перед ЕС после того, как она убедила движение протеста против политики экономии уйти с улиц и направить энергию в русло электоральной политики, иллюстрирует невозможность решения таких противоречий в рамках капиталистического производства.

Левые должны бороться за уступки со стороны капиталистического класса, особенно за такие, которые политически усиливают рабочий класс и помогают его саморазвитию, но никогда не защищать свою борьбу при помощи ложного нарратива о том, что благо для рабочего класса означает также благо для капитализма.

2. Не идти в пропасть следом за шарлатаном

Новый экзистенциальный вопрос левой политики заключается в том, как голосовать в ситуации выбора между фашистом, центристом-«неолибералом» и левым популистом. На прошлогодних выборах в США и при последнем голосовании во Франции впечатляюще широкие ряды левых отказались голосовать за центриста, предпочитая остаться на борту тонущего корабля со своими наклейками на бамперах «Берни или никто». Теперь существует возможность того, что левые популисты могут помочь подъему фашизма. Сейчас уже не редкость даже слышать защиту Трампа со стороны левых, например высказывание Криса Катрона о том, что «проблема и препятствие — это антитрампизм, а не Трамп».

Популистский нарратив, обвиняющий неолиберализм во всех общественных бедах, сделал некоторых левых слепыми к угрозе фашизма, слепыми даже к существованию положительных элементов буржуазной демократии. Будучи убеждены, что построение левопопулистского политического движения важнее, чем поражение фашизма, эти популисты сегодня играют в опасную игру.

Опасность не только в том, что левый популизм помогает фашистам одерживать электоральные победы. Опасность существует также в том случае, если левые экономические популисты победят на выборах, но не смогут выполнить обещания. Когда левый популизм терпит поражение, правые уже готовы прийти ему на смену и стать хозяевами положения.

Такой апологетике, даже коллаборационизму, не должно быть места среди левых. Фашизм будет гораздо хуже центристского неолиберализма для трудящихся, иммигрантов и меньшинств, и он будет катастрофой для левых.

3. Идеи — это важно

В мейнстримном политическом дискурсе США поляризированное партийное рвение обратно пропорционально теоретическому несогласию по существу. Республиканцы реализуют политическую стратегию, пронизывающую сегодня всю политику: их деятельность сводится к набору фраз, призванному вызвать эмоциональный отклик у избирателей. Они не занимаются активной разработкой идей и теории, на которой можно основывать политику. Скорее, их идеи являются побочным продуктом их маркетинга.

Левый экономический популизм характеризуется тем же самым. Берни Сандерс разработал свою платформу и риторику не в результате изучения истории социал-демократии ХХ века. Скорее, он стал популярен при помощи нескольких фраз, нашедших горячий отклик в народе. Несмотря на то, что многие экономисты утверждали, что его экономические планы нереалистичны и содержат грубейшие математические ошибки, это не обескуражило его избирателей. Его избиратели еще до рассмотрения аргументов были убеждены, что он прав.

Такое мышление присутствует повсеместно в нашей культуре, но оно не может быть основой для настоящего левого проекта, стремящегося выявить центральные противоречия нашей эпохи и наметить путь их преодоления. Такой проект требует саморазвития людей, что в свою очередь требует от них серьезно относиться к идеям и учиться мыслить самостоятельно.

Источник: Марксисткая гуманистическая инициатива