Александра Левицкая, зоозащитница, ОО «Лапка помощи».

Настя Glazoo, хозяйка киевского «ЛюбасХауса» — приюта для собак, пострадавших от жестокости; художница-иллюстраторка, веганка.

Марьяна Ступак, зоозащитница, Киев.

Как вы начали заниматься защитой прав животных / экологическим активизмом? Чем вы занимаетесь сейчас?

Александра Левицкая:  Примерно семь лет назад мы переехали в деревню и, соответственно, открыли приют. Сначала для собак и кошек, потом начали спасать лошадей, коров, коз и так далее. Как начали? Сложно сказать, желание было с самого детства помогать животным. Всегда мечтала о своем приюте, и вот он есть.

Настя Glazoo: Мы с мамой старались держаться подальше от историй с бездомными животными, потому что много бывали в разъездах, моя работа была в командировках, и было очевидно, что подобранному животному дать нужный уход не сможем. Но однажды знакомая написала в своём блоге о том, что ищет помощников для отлова «больного пса, такого старого, что уже не может ходить» и обещала «обеспечить ему достойное доживание в приюте». Я вызвалась, мы выковыряли из сугроба автостоянки совсем молодого Любчика с переломом позвоночника, обморожениями, пролежнями и некрозами размозженных лап и, наивные, отвезли его в большой приют. Через сутки вернулись — пёс лежит там, где мы его оставили, в тех же мокрых тряпках, без воды и пищи, не говоря уж о ветеринарном уходе… И тут мы моментально  прозрели относительно ситуации в больших приютах, где на сотни собак в лучшем случае пара волонтёров, а врача там может не быть неделями. Это совершенно не то, что показывают в Animal Planet.

В общем, Любчик остался жить у нас, а потом добавилась еще пара собак, которых я выковыривала из-под машин или мои друзья нашли в коробочке в чистом поле, а потом еще и еще. От командировок пришлось оказаться, животных добавлялось: «возьмите собаку на передержку», «подержи у себя одну ночь», «ваш телефон нам дали в КМДА, там сбитая собака на дороге» — или просто выходишь на улицу, видишь, что все взрослые собаки отравлены, и быстро тащишь домой щенков.

И так у нас сам собой образовался приют для собак, пострадавших от жестокости, с акцентом на тех, у кого спинальные травмы и кто передвигается с помощью инвалидных колясок.

И мы, можно сказать, были пионерами реабилитации таких животных вместо усыпления. Раньше не было принято лечить их ни у волонтёров, ни у владельцев, ни у врачей, было множество споров на тему «зачем тратить деньги на такое бесперспективное животное, если можно потратить их на двадцать стерилизаций» — до появления первых видео, где эти «бесперспективные» радостно носятся на колясках и полны жизни. Сейчас наш приют находит поддержку у людей, и это жизненно важно, потому что двоим людям потянуть прокорм, уход и лечение 30+ собак, семеро из которых инвалиды, практически невозможно.

Марьяна Ступак: Наверное, все началось с перехода на вегетарианство, после просмотра некоторых видео на кинофестивале «Ступени» в 2007. И после первой сбитой собаки на дороге, которую я нашла. Сейчас я работаю, пытаюсь помогать животным и популяризировать веганский образ жизни.

Какие направления зоозащитной деятельности в Украине вы знаете? В чём особенность именно Украины (если вы можете сравнить вашу деятельность с опытом других стран)?

Александра Левицкая: На этот вопрос затрудняюсь ответить. Не вижу никакой особенности  в зоозащитной деятельности именно в нашей стране. Волонтеров минимум, работы много.

На просторах СНГ аналогов нашего приюта для всех животных нет — это единственная специфика. Есть начинающие проекты, и это радует.

Настя Glazoo: Украина является как бы счастливой обладательницей Закона «О защите животных от жестокого обращения», в отличие от России и многих других постсоветских стран. Но, увы, закон не работает. Кто угодно может сделать что хочет с любым животным, и ничего ему за это не будет, даже если зоозащита соберёт десяток свидетелей и оплатит экспертизу, которая зафиксирует все повреждения изуродованного трупика (если только садист не выложит в общий доступ видео, призывающее поступать так же). Муниципалитеты считают нормальным отстрелы и потравы, обладатели сельхозживотных считают нормальным жесточайшее обращение с ними, охотников ничего не смущает в их «притравочных станциях», капканах, силках и разрывных пулях, а браконьеры и так называемые «догхантеры» настолько уверены в безнаказанности, что прямо и публично угрожают зоозащитникам, убивают их животных и, не особо скрываясь, делятся «подвигами» на своих никем не запрещаемых интернет-ресурсах. То же можно сказать о владельцах дельфинариев, цирков, передвижных зверинцев и бизнеса фото с экзотическими животными и птицами (на последнем пикете под одним из дельфинариев, деятельность которого, по документам, запрещена еще несколько лет назад, сотрудник сообщил активисткам, что ему не составит труда и «в землю их вывезти»). Вот, собственно, особенности зоозащитных реалий в Украине.

Существующие направления (наверняка я сейчас вспомню не все):

  • Защита «животных в городе» — против уничтожения, за программу «отлов-стерилизация-возврат» либо за размещение всех в приютах, разнообразная поддержка приютов, лечение и пристройство в семьи из приютов и с улиц и просто помощь уличным животным, разработка программ по поощрению стерилизации животных владельцами. Попытки добиться от правоохранительных структур расследования и наказания случаев жестокого обращении с животными. Борьба за контроль со стороны общественных организаций происходящего в КП по работе с животными (приютах, службах отловов и так далее). Поиск пропавших животных. Попытки создать единый реестр животных и идентифицировать их с помощью чипа либо клипс. Борьба с «птичьими рынками», «коробочниками» и попрошайками с животными.
  • Отдельное недавно появившееся направление — «МЧС» для животных, службы энтузиастов-спасателей, верхолазов, диггеров, медиков и так далее, которые могут помочь животному, застрявшему в труднодоступном месте (кот на дереве или в воздуховоде, собака в люке и тому подобное), и оказать первую помощь.
  • Защита животных в индустрии развлечений — цирках, зоопарках, зверинцах и передвижных зверинцах, дельфинариях; животных, которых используют фотографы, «декоративных» животных при ресторанах и так далее. Попытки заставить правоохранителей наказывать нарушителей закона, информирование населения о том, что происходит с животными в этой индустрии.
  • Борьба с браконьерством и против некоторых распространенных охотничьих практик — включая «притравочные станции», где собак натравливают на привязанных диких зверей снова и снова и дают их порвать, но не до смерти, с тем, чтобы выжившее животное можно было использовать так опять.
  • Пропаганда против охоты. Защита заказников и национальных парков. Защита водоёмов. Реабилитационные центры для диких животных — в частности, медведей, спасённых  с «притравочных станций».
  • Пропаганда вегетарианства и веганства как защита животных — информирование людей о жестокости, применяемой к животным в мясомолочной индустрии и во всех сферах эксплуатации животных, и распространение этичных альтернатив — еды, одежды, не тестированной на животных косметики и бытовой химии и так далее.
  • Информирование людей о происходящем в меховой индустрии и попытки противостояния строительству новых ферм.
  • Первые приюты для «сельскохозяйственных» животных (коров), выкупленных с боен (которые делятся на безэксплуатационные и те, в которых коров доят и размножают), и распространяющаяся практика выкупа и пристройства в добрые руки списанных лошадей.
  • Время от времени международные инициативы за гуманное образование (в частности, ИнтерНИЧ) предлагают программы этичных альтернатив вивисекции для украинских вузов, и иногда вузы соглашаются, когда это удешевляет процесс.
  • В момент запрета на применение кетаминосодержащих препаратов в ветеринарии была волна протеста зоозащиты, но она была остановлена ассоциацией ветеринаров — мол, не надо, ребятки, мы сами разберёмся. В результате кетамин так и остался под запретом, лицензии на работу с ним получили единицы клиник на всю страну, еще несколько клиник обучили сотрудников работать с «газовым» наркозом, а остальные либо работают с препаратами, которые нельзя назвать наркозом вообще (не от желания помучить, а от низкой образованности и от того, что кардиомонитор в украинской ветеринарии встретишь мало где), либо тайком таскают кетамин на операции, не сознаваясь в этом ни хозяевам клиники, ни владельцам, и рискуя пойти под суд. Тема задавлена совершенно, даже волонтёрки не желают ворошить, просто доверяя каждая своему какому-то врачу: «Ну что вы такое говорите, наш NN — он же классный, не стал бы мучить животное». Это в мегаполисах; на периферии же вообще с наркозом полный и беспросветный мрак.

Печальной особенностью зоозащиты в Украине является то, что добиться каких-то изменений ты, как правило, сможешь только имея связи с высокопоставленными чиновниками, корешась с ними, условно говоря, бухая вместе с ними в сауне. Пока что ничего, кроме системы личных связей или огромных денег, не способно влиять на ситуацию — ни волны возмущения в СМИ и массовые протесты, ни требования от европейских организаций и правительств. Увы.

Марьяна Ступак: Как по мне, то Украина где-то лет на двадцать отстала от уровня зоозащиты нынешней Польши — и это было до войны. Сейчас я даже не могу точно сказать, какие-то регионы очень прогрессивны — как Львов, например, и некоторые другие города. Какие-то продолжают убивать и травить животных на улицах либо в усыпалках. Все это, по моему мнению, прямо пропорционально зависит от менталитета людей и от их экономического состояния. Менталитет можно и нужно менять посредством социальной рекламы, привлечения звезд, политиков, спортсменов. Делать действующую законодательную базу… Но, опять-таки, что можно говорить о правах животных, если в стране идет война. Для себя давно уже отметила: чем развитее страна, выше уровень жизни — тем лучше отношение к животным. Сейчас же я, просто не надеясь ни на кого из властей или на законодательную базу, делаю то, что в моих силах, рассчитывая на друзей, товарищек по данной теме. Только сообща, кооперируясь, убирая на задний план свои амбиции и эго, можно менять данную ситуацию. Но это крайне сложно.

В последние пять лет у нас начала зарождаться зоозащита не только собак и кошек, а и сельхозживотных — коров, лошадей. К сожалению, сегодняшняя модель мира и действительности многих людей ставит очень жесткую грань между теми, кого из животных нужно/можно любить, а кого нужно только есть. Чувство боли и мучения животного, независимо от его вида, полностью нивелируется. В разных регионах начали возникать инициативы по спасению лошадей, коров из бойни. В основном это религиозно направленные инициативы, но есть и инициативы, которые основаны на этическом подходе к трактованию жизни животного. Имею честь быть знакомой с некоторыми людьми, которые в эти нелегкие времена спасают диких животных, животных, которые страдают от меховой индустрии. Так же есть направление по спасанию птиц, оказавшихся в беде. Очень радовалась, когда ребята создали волонтерскую команду спасения животных в Киеве, которая помогает извлечь животного, попавшего в беду.

С какими трудностями вам приходится сталкиваться чаще всего?

Александра Левицкая: Чаще всего это непонимание людей. Пропаганду вегетарианства и ненасилия в общем с большим трудом воспринимает обычный обыватель, для него  звучит дико, что мы спасаем коров, которые идут на бойню. Для него это куски мяса, а для нас это личности.

Настя Glazoo: Основные трудности, с которыми мы сталкиваемся — это тотальная нехватка средств и постоянная необходимость выбирать, условно говоря, между вылечить или накормить. Это невозможность помочь всем, на кого сил хватило бы, если бы дело было только в силах.

Почти совсем невозможно найти непримечательной с виду или не стопроцентно здоровой собаке адекватных владельцев в Украине, и необходимо проверять снова и снова всех «пристроенных», потому что отказаться от собаки могут и через годы, и при этом вовсе не обязательно сочтут необходимым оповестить об этом людей, у которых собаку взяли, даже если был заключен договор.

Постоянно ожидаешь вспышек агрессии от людей вокруг — чем хуже ситуация в стране, тем больше вероятность, что твоё животное внезапно пнут или ударят на прогулке или осыпят тебя проклятиями. Прошлым летом нам стреляли по окнам, например. И постоянная боязнь потравы или отстрела.

Ветеринария у нас или крайне некачественная, или умопомрачительно дорогая. Мы, учитывая специфику наших подопечных животных, частую необходимость сложных вмешательств, прибегаем к услугам «умопомрачительно дорогой», но профессиональной хирургии — и бюджет одной такой операции может значительно превышать месячный бюджет всего приюта.

Еще одна проблема — разногласия, недружность и взаимное недоверие в самой среде защиты «животных в городе». Этому есть несколько объяснений, но основное — то, что каждая и каждый из нас уже много лет пребывает в постоянном стрессе от того, что нам приходится быть свидетелями бесконечного количества жестокости и страданий, пыток, агоний, убийств, голода, крови и кишок. Мы имеем возможность спасти животное только в небольшом проценте случаев, и у нас почти нет надежды на то, что ситуации когда-либо изменится. Мы упираемся в нехватку всех ресурсов. Эмоциональное выгорание в такой ситуации наступает в первые же месяцы, но тебя никто не заменит и даже не отпустит в отпуск, и ты продолжаешь «лупати сю скалу», истощая уже последние свои ментальные ресурсы — и заодно теряя весь бывший круг общения, потому что тебя перестают понимать. Ни о какой удовлетворённости от этой деятельности не может быть и речи, остаётся только бесконечная усталость, боль, неверие никому и раздражение. А требования к нам предъявляются как к дипломатам или рекламщикам — а вы давайте покажите нам дружных и бодрых зоозащитников, а давайте убедите нас, а сделайте акцию поинтереснее, а что-то вы кислые какие-то и злые — не, зоозащита должна быть не такой.

Марьяна Ступак: Сталкиваемся с трудностями материальными и пространственными. Хочется помочь многим, а понимаешь, что твоего бюджета и комнаты, которую арендуешь, на всех не хватает. Постоянно просить финансовой помощи тяжело — тоже возникают разные моменты, которые отсеивают многих псевдознакомых. А еще, наверное, трудность в человеческой малодушности и… не знаю, как выразится, — пофигистичности. Позвонить, сказав, что вас мне посоветовали как человека, у которого своя организация (я сама от себя помогаю), и сообщить, что вот здесь я еду на машине, а тут собака сбитая в крови — приедьте, заберите. На моё предложение забрать собаку в ближаюшую ветеринарную клинику человек говорит, что нету времени, а я, конечно же, срываюсь с работы, еду два часа городским транспортом и застаю окоченевшую собаку в луже крови. Когда узнаю, кто дал мой номер, скорее всего, после разъяснений перестаю общаться с человеком. Вот так постепенно скатываешься в тотальную мизантропию. Хотя… Хотя ооочень радуешься, когда попадаешь в круг успешных людей, которых оказываются зоозащитниками и на своих дорогих тачилах помогают тебе забирать замызганных собак. Но это, к сожалению, редкость.

Помогают ли вам другие зоозащитни_цы или зоозащитные/экоактивистские организации? Есть ли (политические) группы или организации, фокус деятельности которых — не зоозащита, но вы можете назвать их своими союзниками? Откуда приходит поддержка?

Александра Левицкая: Безусловно, зоозащитники Киева нас сильно поддерживают: Настя Глазу, Даша Воронкова и Марьяна Ступак. Также мы активно сотрудничаем с ОО «БХУМИ» (защита и спасение коров).

Настя Glazoo: В нашей конкретной ситуации волонтёрки зоозащиты помогают волонтёркам, нам помогают друзья и читатели, мы иногда помогаем другим приютикам в случае ЧП, и они нам — взаимопомощь ходит преимущественно в такой вот горизонтальной плоскости. Изредка помогают польские зоозащитные организации, например, или частные фирмы.

Начали вот появляться маленькие частные фонды помощи. О политических организациях ничего не могу сказать, кроме того, что одна отдельная депутатка Киеврады Олена Еськина пытается применять свои полномочия в поддержку нескольких зоозащитных тем.

Есть международные организации — например, в стерилизации уличных животных Украины и спасении медведей помогает международный фонд FOUR PAWS International, отдельным приютам и инициативам помогают отдельные иностранные фонды.

После массового истребления животных на улицах перед «Евро-2012» и широкой кампании протеста появилось много сочувствующих зоозащите людей. И могу сказать точно, что Кличко получил голоса зоозащитников и сочувствующих благодаря тому, что его европейские консультанты написали ему к выборам на роль городского главы речей, программных заявлений и видеороликов о защите животных. «Разочарование» — слишком мягкое слово для описания того, что произошло после его избрания. Кличко не только не сделал ничего хорошего в области зоозащиты, но и, напротив, почти прикончил Киевский коммунальный приют в Бородянке. Центр идентификации животных и созданная сейчас «ликвидационная комиссия» ищет, что бы еще улучшить, чтобы не тратить бюджетных денег на животных, но по возможности продолжать на них зарабатывать и отмывать…

А уличные зоозащитные акции в разное время поддерживали разные группы людей. Несколько лет назад редкая акция проходила без представителей антифашистского движения. Сейчас же, напротив, на них присутствуют представители ультраправых и неонацисты, и найти объяснения этом феномену я не могу, потому что нельзя ожидать, что на такую акцию придут много представителей СМИ и создадут присутствующим няшный имидж любителей котяток.

Что нужно и что не нужно делать, чтобы вас поддержать?

Александра Левицкая: Ну, просто не мешать делать то, что мы делаем. Всегда говорю: «Согласны с нашими идеями — присоединяйтесь, нет — просто пройдите мимо».

Настя Glazoo: Если говорить о зоозащите в целом — очень нужна информационная и эмоциональная поддержка от людей. Грубо говоря, видите в соцсети пост об отравленных собаках или о том, что при виде фотографа с обезьянкой нужно вызывать полицию — сделайте репост. Добавьте от себя несколько слов. Чтобы не вовлечённые в зоозащиту люди видели, что эта тема важна не только для горстки маргиналов, но и для уважаемого ими человека. Не стесняйтесь это делать. Иначе мы замкнуты сами на себя в информационном поле, и ничего никуда не сдвигается.

Если о конкретно нашем приюте, то нам нужны финансы и совершенно конкретные материальные вещи — от простынок и круп до домика в Киевской области с большой территорией, большим забором и без соседей вблизи.

Чего не нужно — тут могу сказать только о приютах: не нужно пытаться ломиться во все приюты «а давайте мы к вам приедем, поможем» и обижаться на отказ. Если приюту нужна такого рода помощь, об этом написано на его сайте, и волонтёры в определённых день собирают всех желающих для групповой поездки со всеми мерами безопасности. Если вас не пригласили и адрес не сообщили, это не значит, что от вас что-то скрывают, это значит, что приюту посетители помешают, помогать «руками» там нечему, а постоянно поступающие угрозы от так называемых «догхантеров» и примеры приютов отравленных, сожжённых и разгромленных заставляют нас опасаться всех и каждого. Поймите это.

А еще не нужно, пожалуйста, приходить на зоозащитные акции со своей партийной символикой и создавать своими огромными флагами картинку «партия/организация Х провела митинг в защиту бедных зверей». Не нужно «ездить» на зоозащите.

Как существующее законодательство или его исполнение помогает или мешает вашей деятельности? Какие изменения в правовой сфере сейчас самые актуальные, на ваш взгляд?

Александра Левицкая: Наше законодательство все еще находится на уровне каменного века. Мы стремимся в Европу, а законы не работают ни в отношении людей, ни в отношении животных. Все, что есть — если есть — просто не работает!

Поддержки со стороны государства нет вообще и вряд ли будет.

Настя Glazoo: Ха-ха-ха. Украине нужна база, которая заставит Закон «Против жесткого обращения с животными» работать как надо, а не просто провозглашать абстрактное «нельзя маленьких обижать». Нужны прецеденты наказаний за жестокое обращение. И я уж не знаю, что должно произойти и в какой сфере, чтобы правоохранительные структуры начали давать ход всему этому огромному количеству дел о жестоком обращении, свидетельские показания и доказательства к которым каждый раз тщательно собирают зоозащитники.

Если бы Закон работал, то в нём не хватало бы — если я не ошибаюсь, могла упустить какие-то последние изменения — правомочий контроля со стороны общественных организаций государственной и частной деятельности, связанной с содержанием и любым использованием животных. «Контроль — общественным организациям!» — наш постоянный лозунг уже на протяжении десятилетий и требование на протестных акциях всех уровней.

Насколько наше общество осведомлено о правах животных? Часто ли они/ваша деятельность освещаются в медиа и как?

Александра Левицкая: Еще раз повторюсь: в нашей стране нет прав животных! То, что зоозащитники выбивают у правительства — только это и работает: можем вспомнить судебные дела, которые освещались в медиа, двигались только силой зоозащитников, их протестов и так далее.

Настя Glazoo: Волнообразные наплывы медийных страшилок о «страшных стаях, рвущих детей и старушек» время от времени сменяются модой на сюжеты/репортажи о приютах и зоозащитниках, но, судя по реакции людей на каждый из них, в духе «ой, ну надо же, смотрите, собачку спасли», в массовом сознании это уходит как вода в песок. А обратная сторона — это зрители Animal Planet, уверенные, что спасатели животных — это типа как масоны, такая могущественная организация с богатыми приютами, зарплатами и волонтёрами в сверкающих доспехах, которым достаточно позвонить, и они прибегут и заберут уличное животное себе, вылечат и прокормят сами, ведь у них куча денег. Люди так и говорят — вы же волонтёр, вы же за это деньги получаете… А значит, освещения в СМИ явно недостаточно.

А судя по тому, какое неизгладимое впечатление производят на людей (горожан) видео с боен и просто фото со стандартных ферм и птицефабрик, люди вообще редко задумываются о том, как на самом деле, а не в рекламных роликах, обстоят дела в мясной индустрии, не говоря уже о каких-то «правах». О том, что гуманность и коммерческая целесообразность — вещи несочетаемые, и последняя всегда побеждает…

В сельской же местности, напротив, то, что мы называем их обыденную реальность жестокостью, вызывает смех и презрение. Нельзя телят держать в неотапливаемом помещении на грязном бетонном полу?.. Нельзя свиней держать в клетях без возможности движения? Кастрировать без наркоза нельзя? Капканы, силки и динамит нельзя? Фестиваль резников — это варварство? Жестокость?.. Собака не должна быть на цепи? Да вы с ума сошли, идите отсюда, малахольные. В то же время, уже даже в Венгрии, не блещущей этичным отношение к животным, принят запрет на цепное содержание с большим штрафом для нарушителей, и тюремное заключение за то же самое — в Румынии… Тут же просто никто в такое не поверит.

Что изменилось в последние годы в вашей деятельности? Повлияли ли война и кризис на неё, и как?

Александра Левицкая: Война и кризис, безусловно, повлияли на деятельность. Люди стали равнодушнее к животным. Меньше берут животных из приюта. Можно статистически сравнить: если до Майдана за год устраивали около 60-90 собак, то сейчас и 10 — это целая проблема. Большой приток животных и минимум оттока.

Многие предприятия разорились и сдали огромную часть лошадей и коров на бойню, потому что невыгодно держать.

Если летом прошлого года по области было более тысячи голов крупного рогатого скота, то зимой поголовье сократилось больше чем в половину.

Настя Glazoo: В самый первый виток кризиса несколько лет назад люди очень испугались. Был такой запоминающийся момент, когда мы с толпой собак встречали Новый год с шестью вареными бурячками на всех — больше никакого корма не было и предложений помощи тоже, и был один тотальный ужас перед будущим. Но потом все приспособились, спонсорская помощь вернулась, и спасибо людям огромное, невыразимое, что ищут способы помочь во все времена.

События же Майдана, кризис и военный конфликт, как мне кажется, хоть и лишили и средств, и уверенности, но и, напротив, заставили многих думать в ключе: «А кому сейчас еще хуже? Кому я могу сейчас помочь?» — и волонтёрство и благотворительность в целом сейчас стали значительно популярнее. Конечно, людям очень трудно, и разорваться между попытками выжить самим, помощью армии, детям, переселенцам и, скажем, приютам для животных почти невозможно, но, тем не менее, помощь не иссякла. Ну, может быть, это вокруг меня такой волшебный круг людей, все кому-то помогают. В целом помощи стало меньше, но помогающих людей стало больше — таков опыт «ЛюбасХауса».

А вот иностранцы, которые сначала ходили на ушах от восторга помогать Украине, по нашим субъективным наблюдениям, здорово подустали от того, что в здесь постоянно всё плохо, беспросветно плохо, что мы постоянно жалуемся, и начинают отключаться от проектов помощи или выбирают страны пооптимистичнее, попонятнее и поближе. Исключая эмигрантов, которые ситуацию прекрасно понимают. В частности, что никто из нас не «ищет» животных, которых нужно спасать, специально — достаточно просто выйти в магазин за хлебушком, и непременно встретишь и выброшенных и раненых и отравленных. Это наша покрывающая всю страну реальность. Европейки такого просто не могут представить.

С началом войны появилось новое зоозащитное направление — помощь животным Донбасса. Брошенным, бездомным, животным в больших и маленьких приютах. В большинстве случаев они ранены и контужены, потеряли слух, истощены. Маленькие домашние собачки не выживают, встретив больших, сбившихся в стаи. Приюты пытаются не только всех прокормить — что невероятно сложно, когда дорога заминирована, а водопровод взорван, например, — но еще и стерилизовать и привить от бешенства как можно больше тех, кто остаётся на улицах, чтобы новые власти не начали отстрел. Но массовые отстрелы всё равно там везде…

Волонтёрки Украины и РФ вывозят всех, кого могут, лечат и пристраивают в семьи; другое направление — помощь кормами и лекарствами тем, кто остаётся там.

В моём приютике также живут две собаки на колясках, вывезенные из Донецка; одна из них успела застать кусок войны и панически боялась самолётов первое время. У соседки живёт эвакуированная собака, которая вообще отказывается выходить из дому — ее вывезли еще позже…

Марьяна Ступак: Последние годы отметились кризисом помощи животным со стороны наших соотечественников. Люди все меньше откликаются на объявления на пристройство животных в семьи, увеличился процент отказа от животных с последующим «выбрасыванием» на улицу. Война — это беда для людей, а для животных и подавно. С началом военного конфликта люди стали массово покидать восточные регионы. Оставляя свои дома, они оставляли своих животных, часто запертыми в квартирах либо на цепи, от чего те просто умирали от голода. Многие просто отпускали на улицу, что для большинства домашне-подушечных животных было равносильно смерти. Очень мало кто проявил себя настоящим человеком и забрал не шмотки и сервизы, а кошек и собак. Есть правдивые истории о том, как молодая мама с двумя детьми на руках забрала своих трёх домашних кошек, или как семья преодолела 50 км пешком до близлежащего пункта вывоза, так как у них были две собаки. Многие породистые животные просто погибали на улицах, не имея представления о выживании, в отличии от бездомных сородичей. Я получала и настолько абсурдные просьбы, что волосы вставали дыбом. Семья уехала, оставив двух алабаев на привязи, чтобы хату стерегли, при этом отказавшись назвать адрес, чтобы освободить собак, так как боялись мародеров. Ну в общем, если честно, помогать животным в нашей стране желательно со стальными нервами и тугим кошельком. Ах да, и очень вероятно, что вы перестанете доверять людям и, возможно, потеряете желание общения… Помогать регионам, охваченных войной, было сложно. Продумывать доставку корма, передачу денег, либо находить каких-то третьих лиц, которым можно было бы доверять. Еще сложнее вывозить животных из этих зон. И да, в основном идет речь о прокорме — о лечении, стерилизации можно просто молчать.

Что бы вы порекомендовали людям, которые мало знают о правах животных и зоозащитной деятельности в Украине, но хотят узнать больше?

Александра Левицкая: Что я могу посоветовать? Открыть глаза для начала. Людей проблема должна заинтересовать — если есть запрос, то информация всегда найдется!

Якщо ви помітили помилку, виділіть її і натисніть Ctrl+Enter.