Спустя год после протестов на Майдане стало почти модным подводить итоги и оглядываться назад — оценивая, что изменилось и в какую сторону. «Політична критика» поговорила с активистом ЛГБТИК организации «Инсайт» Юрием Франком о шелтере для ЛГБТ-переселенцев и о ситуации с правами ЛГБТ в Украине.

Летом 2014 «Инсайт» организовал шелтер для ЛГБТ-переселенцев из Донецкой и Луганской областей. На моей памяти это первая подобная инициатива. Да и первое публичное упоминание ЛГБТ в связи с российской оккупацией востока страны. Было ли сложно реализовать идею шелтера? С какими трудностями «Инсайт» столкнулся?

Открытие шелтера мы обдумывали давно, ещё задолго до начала всех этих событий, так как ЛГБТ-люди, увы, нередко оказываются без дома и средств к существованию. Типичная ситуация, когда, например, выгоняют из дому родители, узнав об ориентации или гендерной идентичности человека. Реализацию всё время откладывали, так как это проект очень дорогой финансово и сложный в плане администрирования — как технически, так и психологически. Но когда начались боевые действия, на нас посыпались просьбы о помощи от людей, оказавшихся на востоке или в Крыму, потому что ситуация начала обостряться. Особенно это касается трансгендерных людей,  ведь  из-за существующей процедуры «смены/коррекции пола», согласно которой человек не может сменить имя и отметку о поле в паспорте прежде чем сделает операции (за свой счет), у большинства трансгендерных людей документы не соответствуют внешности. Это и в мирное время создает ряд социальных проблем: с поиском работы, пользованием банковскими услугами, поездками, пересечением границы, арендой жилья — во всех ситуациях, где нужно предъявлять документы. А в ситуации, когда в населённых пунктах стоят блокпосты, на которых дежурят люди, мягко говоря, далекие от толерантности, это создаёт прямую угрозу жизни и здоровью.

Тогда, прошлым летом, две трансгендерные женщины  как раз собирались выезжать из Донецкой области, и им нужна была наша помощь. И транс-парень из Крыма тоже писал и просил помочь. И ещё несколько людей. И мы решились. Было очень сложно найти помещение, так как на тот момент ксенофобия по отношению к переселенцам уже набрала обороты. А мы собирались арендовать жильё для ЛГБТ-переселенцев и для нас было принципиально поставить владельца в известность, так как ранее у нас уже были проблемы с арендодателями, которых впоследствии начинала не устраивать наша деятельность, из-за чего нам приходилось менять офис. Самым смешным и грустным одновременно был случай, когда на нас нажаловались старушки из «дома высокой культуры быта», которые сказали владельцу, что у нас тут «мужчины похожие на женщин, женщины похожие на мужчин, панки и таджики». Мы около месяца потратили на поиски, но в конце-концов нам удалось снять 4-комнатную квартиру в одном из спальных районов Киева. Также достаточно сложно было найти финансирование, потому что большинство зарубежных фондов поддерживают проекты, направленные на адвокацию, финансируют культурные мероприятия, но никто не хочет давать деньги на «прямые услуги», даже несмотря на то, что это связано с угрозой жизни и здоровью людей. Но пока нам удаётся держаться на плаву. Нам очень помог Фонд быстрого реагирования для прав женщин, Норвежский Хельсинский комитет, Frontline defenders, ИЛГА и другие. Помогали не только финансово, но и вещами — из Норвегии и Голландии передавали теплую одежду, обувь, подарили даже подержанный ноутбук — так как  у многих переселенцев нет своего, а доступность компьютера и интернета крайне важна для поисков работы и жилья.

Были ли попытки противодействовать созданию шелтера?

Какого-то явного противодействия открытию шелтера не было. Единственное, что печально — что такой шелтер всего один. В Украине зарегистрировано 46 ЛГБТ-организаций, большинство из которых работают в сфере профилактики ВИЧ среди МСМ (мужчин, имеющих сексуальные отношения с мужчинами). Представители некоторых из них неодобрительно высказывались о том, что для нас приоритетна помощь трансгендерным людям и ЛБ-женщинам (лесбиянкам и бисексуалкам) — мол, мы дискриминируем геев. На практике же, большинство жителей шелтера на сегодняшний день — это цисгендерные геи. Они идут к нам просто потому, что им больше некуда идти — ни одна из существующих организаций им не помогает. И мы не отказываем, если есть места. А приоритет для ЛБТ обусловлен тем, что у этой группы на порядок меньше ресурсов, чем у тех же геев, увы.

Много ли людей обращаются в шелтер и как о нем в основном узнают?

С лета через шелтер прошло около 30 человек. Люди узнают о нас из интернета и от знакомых. Некоторые узнали от представителей других организаций и просто от дружественных нам активисток и активистов.

Какая ситуация с ЛГБТ в ДНР и ЛНР? Чуть лучше, чем в России? Приблизительно такая же, как там? Или приблизительно такая же, как в Украине? Или же есть какие-то нюансы?

Я сам не был в ДНР и ЛНР, поэтому могу говорить только о том, что слышал от жителей шелтера и других активистов. Рассказывают, что ситуация довольно-таки печальная. Со слов одного трансгендерного человека, были случаи избиений парней, которых принимали за геев, глядя на внешний вид. Били за яркую одежду, серёжки. Как я уже говорил, особенно опасна эта ситуация для трансгендерных людей — из-за несоответствия документов. Людей, у которых проблемы с документами, задерживают, гонят на исправительные работы, бьют и так далее. Транс-парня, о котором я говорил выше, один раз избили, сломали ему ребра, он чудом убежал. Мы пытались вывезти его из Донецкой области в течение трёх с половиной месяцев, и это удалось только при поддержке Управления верховного комиссара ООН по правам человека, за что им большое спасибо.

Также осенью ходили слухи о принятии в ЛНР закона, восстанавливающего уголовную ответственность за гомосексуальность, потом источники из ЛНР эту информацию опровергали. Так что ничего не могу сказать по этому поводу.  Я думаю, что среди русских националистов, имперцев, казаков и прочих радикалов, которых немало в ополчении, распространена агрессивная гомофобия, и именно они склонны проявлять насилие по отношению к ЛГБТ-людям. Остальные — такие же бытовые гомофобы, как и большинство населения постсоветского пространства. То есть риск существует, и прежде всего для тех людей, которые не могут скрыть от окружения свою ориентацию и прежде всего гендерную идентичность, или вызывают подозрения «нестандартным видом», хотя сами могут быть вполне себе цисгендерными гетеросексуалами.

Во время Евромайдана довольно много людей из ЛГБТ-сообщества поддержали протест, но предпочли оставаться невидимыми. Можно предположить, что, аналогично, есть и ЛГБТ, записавшиеся в добровольческие батальоны. Известно ли «Инсайту» что-то об этом?

Я лично знаю людей, которые записались и воюют. Называть имена по понятным причинам не могу, но такие люди есть.

Тамара Марценюк в своей статье о ЛГБТ и Евромайдане упоминает о «стратегии невидимости», которую выбрало украинское ЛГБТ-сообщество во время протестов на Майдане, и о том, что во время и после Евромайдана ЛГБТ была присуща стратегия подчеркивания своей принадлежности к сообществу «граждан Украины» больше, чем своей принадлежности к ЛГБТ-сообществу. Ты бы согласился с подобным обобщением? И можно ли говорить о том, что такая стратегия в существующей ситуации — это необходимое зло?

Скажем так, это была позиция ряда активистов и организаций, которые выходили на Майдан. Её многие поддержали, но были и критики. Как были и ЛГБТ, которые поддержали антимайдан, а потом ДНР и ЛНР. Я лично знаю двоих. Насчет стратегии «не отсвечивать» на Майдане — это был такой себе вынужденный конформизм, замешанный на вере в то, что в любом случае, если Майдан победит, должно стать лучше, чем при Януковиче; убеждении, что не стоит «провоцировать» людей, неспособных понять (читай: консерваторов и правых), и банальном страхе быть избитыми — причем не безосновательном, так как тогда были нападения на левых активистов и феминисток. Тут следует понимать, что сама тема защиты прав ЛГБТ, однополых браков и так далее очень активно использовалась как аргумент против евроинтеграции. При этом большинство тех, кто были за неё, а также большинство противников не понимали, что она собственно даёт или какие могут возникнуть проблемы. Это была борьба символов, а не каких-то чётких программ и картин мира. Евроинтеграция для большинства ЛГБТ — это символ либеральности, толерантности, однополых браков, свободы, прав человека, высокого уровня жизни. Подобные же представления, за исключением позитивного отношения к однополым бракам, были у множества других людей, которые вышли на Майдан. И это стало приоритетом. Да, это непоследовательность. Странно бороться за защиту прав и свобод, боясь при этом сказать, кто ты и что ты, чтобы не побили и не обозвали провокатором. Но я бы не стал никого обвинять, так как это будет классическое обвинение жертв.

Все ЛГБТ травмированы психологически опытом дискриминации и стигматизации, и многие не только психологически. Мы с друзьями выходили на Майдан с правозащитными лозунгами, в том числе и «Права человека — права меньшинств», на одном из плакатов была даже нарисована радуга, и у нас проблем не было. Но мне вполне легко понять людей, которые, во-первых, боялись физического насилия, так как был такой опыт, и не раз, а во-вторых, не хотели слышать в своей адрес обвинения в провокаторстве. На Майдане  дважды организовали фейковые «акции ЛГБТ»: первый раз наняв бездомных людей за бутылку водки и 50 гривен, чтоб они вышли с радужными флагами; второй — наняв молодых людей (некоторые из них принадлежали к ЛГБТ-сообществу), которые тоже делали какой-то перформанс и провели пресс-конференцию. Тогда, к счастью, ни первых, ни вторых никто не тронул, но надо понимать, почему. Майдановцам важно было показать, что «мы не ведёмся на провокации». Вот и «не повелись». А ЛГБТ, бывшим на Майдане, важно было продемонстрировать остальным, что они не провокаторы, а себя успокоить тем, что они просто идут на компромисс ради всеобщего блага.

С твоей точки зрения, есть ли какие-то позитивные сдвиги в положении ЛГБТ-сообщества по сравнению, скажем, со временем до Евромайдана? Стали ли ЛГБТ более видимыми?

Плюс в том, что на сегодняшний день мы пока что не нужны никому в качестве «козла отпущения» — для этого есть внешний враг. С другой стороны, сложно говорить с госчиновниками  о правах человека, так как они теперь постоянно «не на часі», война же. Явный гомофобный дискурс отошел на задний план и это хорошо. Но проблема никуда не делась. Достаточно вспомнить поджог «Жовтня» и дискуссию вокруг него. Когда речь зашла о гомофобии, многие пытались замять эту тему, найти другие мотивы преступления и так далее.

Богдан Глоба из ВБО «Точка опоры» считает, что правительство Украины исповедует политику «прав ЛГБТ на экспорт»: ничего не делает для ЛГБТ в стране, но при этом активно обещает заграничным коллегам улучшить ситуацию. Мне это кажется чуть-чуть сомнительным, потому что я не часто слышу об обещаниях украинских политиков относительно прав ЛГБТ, хотя, возможно просто недостаточно слежу за ситуацией. Ты бы согласился с подобным утверждением или у тебя другое видение ситуации?

Я думаю, что наши политики готовы говорить за рубежом и тут что угодно, лишь бы это было им выгодно. То, о чем говорит Глоба, было — так делал Виталий Кличко в своё время. Прямых стэйтмэнтов нет, но когда спрашивают, они там говорят, что да, конечно, мы за равные права для всех. Но в Украине они же говорят о «традиционных ценностях».

Во время и после Евромайдана некоторые ЛГБТ-активисты очень часто оперировали  понятиями «европейских ценностей» и «принадлежности к Европе», очевидно подразумевая, что эта вот «европейскость» включает, в том числе, инклюзивность по отношению к ЛГБТ. Однако, мне кажется, подобная риторика игнорирует два момента. Первый — что в «Европе» (которая тоже разная) не везде одинаково хорошее отношение к ЛГБТ-сообществу, и что в «Европе» ЛГБТ тоже сталкиваются со множеством проблем (например, трансгендерам сложно поменять документы, удостоверяющие личность). А второй момент в том, что относительно хорошая ситуация с ЛГБТ-правами связана с местной историей ЛГБТ-активизма. При этом же со слов украинских ЛГБТ-активистов иногда складывается впечатление, что принятие антидискриминационного законодательства и, таким образом, символическое присоединение к Европе решат если не все, то многие проблемы ЛГБТ-людей. И хотя антидискриминационное законодательство и правда частично облегчило бы жизнь ЛГБТ-сообществу, это далеко не финиш, ведь в консервативном обществе на манер украинского прогрессивные законы могут просто игнорироваться. Какие твои мысли на этот счет?

Я уже немного говорил об этом раньше. Люди не понимают, что такое активизм, что такое политика, как это все работает, какие тут подводные камни.  Это выливается в эдакую «мечту о Европе». Это и для остальных украинцев характерно, ЛГБТ тут не оригинальны. При этом ЛГБТ-активизм у нас развит слабо, несмотря на 46 зарегистрированных организаций. Уровень понимания очень поверхностный, полно некомпетентности и откровенно слабых моментов. Я считаю, что антидискриминационное законодательство — не панацея, главное в нём — это его применение. Плюс, нужна огромная образовательная работа, которая, в идеале, должна проводиться при поддержке государства. Это так, для начала.

По моим наблюдениям, аббревиатура ЛГБТ часто употребляется как синоним для словосочетания «гей-сообщество», так как под ЛГБТ чаще всего подразумевают геев, чуть реже — лесбиянок, а трансгендерные и бисексуальные люди остаются в тени. С другой стороны, есть тенденция добавления букв к этой аббревиатуре: ЛГБТИ, ЛГБТИК. Поэтому мне хотелось бы спросить, с твоей точки зрения, не устарела ли эта аббревиатура, не пора ли задуматься над новым означающим?

Сведение проблем и потребностей людей с «ненормативной» сексуальностью и гендерной идентичностью к проблемам и потребностям геев — это давняя и распространенная тенденция. Причём подобные обобщения используют не только журналисты или политики, но и ЛГБТ-организации, которые уже многие годы работают в этой сфере и неоднократно слышали замечания по этому поводу, в том числе и от нас. Лично для меня все эти означающие важны, потому что они помогают разным группам стать видимыми. То есть добавление новых букв — это, в принципе, ОК, потому что таким образом поле становится шире и какие-то люди не оказываются за бортом. Мы себя сейчас позиционируем как ЛГБТИК — чтобы показать, что мы инклюзивны для интерсексуальных и квир людей. При этом я понимаю  условность всех этих и терминов, и определений, и теорий, стоящих за ними, и что сложно вместить всё, и что восприятие каких-то явлений может меняться, и может идти дискуссия на эту тему. Это нормальный процесс.

Якщо ви помітили помилку, виділіть її і натисніть Ctrl+Enter.

Залишити відповідь

Ваша e-mail адреса не оприлюднюватиметься. Обов’язкові поля позначені *