В то время как студенты с разных городов Украины пытаются выбить из государства свое законное право на стипендию, чиновники лишь потирают руки, приговаривая в ответ, что если справляться не можете, вас всегда ждет ПТУ. Там вы поймете, как выжить молча на стипендию в 300 гривен, совмещать работу с учебой и до последнего бороться, чтоб не вылететь с общежития, где на одно койко-место приходятся не только студенты профессиональных училищ, а и сотрудники, а еще рабочие, которые просто арендуют место для сна.
Поступить после университета в ПТУ, как мне казалось, будет занятие на час. Вам не требуются баллы ЗНО, у вас отсутствуют вступительные экзамены (на некоторые специальности был творческий конкурс) — вы просто приходите с аттестатом и желанием получить рабочую специальность. Но все оказалось куда сложнее. Художница, иллюстраторша, пианистка, танцовщица и, на крайний случай, парикмахерша — когда я выбирала себе ПТУ, мне казалось, что это самые интересные специальности, чтоб не зря потратить год. Меня не приняли ни на одну из них. Для того, чтобы стать художницей или получить хореографическое образование в профтехучилище, как оказалось, нужно было готовиться с малых лет. Как только по телефону приемной комиссии Киевской муниципальной академии эстрадного и циркового искусства им. Утесова, Киевского областного училища культуры и искусства или Училища хореографического искусства слышали, что у меня нет диплома об окончании художественного или хореографического — сразу же бросали трубку, даже не дослушав об аттестате с отличием. А вот на парикмахеров конкурс еще тот. За неделю до окончания приема документов в 2014 году в Киеве не оставалось ни одного свободного места, чтобы выучиться этой профессии. Меня не брали и на технические или рабочие специальности. Однажды у меня состоялся занимательный телефонный разговор с сотрудником приемной комиссии одного из столичных училищ:
– Добрый день, подскажите, пожалуйста, остались ли еще места на специальностях «автомеханик», «слесарь», «сантехник»?
– Сколько лет вашему сыну? — томно протянули на линии.
– У меня нет сына. Я спрашиваю для себя.
– Простите, но женщин мы не берем на эти специальности.
– Это почему? Вы думаете, я не смогу починить кому-то машину?
– (Громкий смех в трубке.) Девушка, как только хоть один салон в Украине или ЖЕК примет женщину на эти специальности, мы вам сообщим. (Короткие гудки.)
Еще в одном техникуме промышленного профиля в приеме документов на «мужскую специальность» мне отказала взявшая трубку женщина. Я буквально возмутилась: кем же я имею право работать в этой стране? Секретарь, бухгалтер, администратор, почтальон — это, по мнению приемных комиссий, все те профессии, на которых женщин рады видеть.
Место для меня нашлось в одном из училищ в центре города. Небольшое трехэтажное здание, едва заметное за ансамблем отелей и кафетерий. На втором этаже в приемной комиссии первое, что меня попросили сделать — это вывернуть карманы.
«Вы журналист? Признайтесь честно, что вы после окончание магистратуры в Шевченко ищете в нашем учебном заведении? Это что вам, цирк? (Мне показалось, что из-за близкого расположения училища к цирку эта болезненная ассоциация часто всплывала в наших дальнейших разговорах.) Или что?, — директорша перебирала хлам из чеков и пачек сигарет, которые были в моих карманах, отодвинув в сторону рамку с портретом Порошенка. — Вы явно меня записываете, я такого не допущу!», — она нервно нажимала кнопки в своем телефоне. Через пару минут кабинет кишел сотрудниками технического училища. После тщательной экспертизы, настоятельных вопросов, не претендую ли я, киевлянка, таким лукавым образом на место в общежитии, мои документы приняли.
«Забирайте барахло, у нас тут не курят, увижу, как вы шмалите — погоню в шею. Кстати, если, не дай бог, вы будете рассказывать кому-то, что вы учились в университете, и хвастаться вашими знаниями — тоже выгоню. Запомните, милочка, вы ничем не лучше других, и пока я не раскрою ваш замысел, зачем вы тут среди нас, отбросов, можете спокойно учиться», — с такими словами меня приняли на должность «Оператор телекоммуникационных услуг» — иными словами, сотрудница почтового отделения. Мои обязанности: принимать и отправлять письма, клеить марки(!), принимать посылки.
Возраст студентов ПТУ был самым разнообразным. Кто-то учился тут после 9 класса, кто-то после 11-го. Были и персонажи, которым было уже далеко за 30. Обстановка была похожа на школьную. «Шальные» (так называли самых юных учеников) бегали по коридорам, дергали девочек за волосы. Те, кто постарше, курили под окнами на кортах, чтоб никто не заметил. А воровство булочек в столовой — это был как обряд посвящения в студенты. Этим я и занялась — из-за отсутствия денег — на второй день учебы. Моя группа состояла из 22 человек. Большинство из них — те, кто просто не смогли поступить в университет. И далеко не потому, что «ума мало», а просто университет и контрактная форма обучения была не по карману их родителям, а нескольких баллов на бюджет, по закону подлости, не хватило. Отношение преподавателей оставляло желать лучшего. На каждом уроке подросткам пытались доказать, что их интеллектуальные способности пригодны только для того, чтобы винтить трубы или клеить языком марки. Студенты шли от обратного. Набрать в рот насвая на уроке истории или закручивать косяк для перерыва — дело житейское. На это тут ни мастера, ни учителя особо не обращали внимание. Дескать, дети и так многое пережили, что их радостей жизни лишать. Запрещали только выпивать алкоголь на уроках — и то, много кто и это правило игнорировал.
«Меня в этой жизни ничего лучшего не ждет, — сказал как-то мой одногруппник. — Я вообще по статье за хулиганство проходил, но из-за того, что мне нет 18, отправили учиться. После этого пересмотр. А так как родителям “башлять” нечем — сяду. По стопам отца пойду», — хвастался Т.
В мои обязанности входило покупать сигареты для ребят. Мы встречались в 7:45 и курили неподалеку от училища. С сонными глазами, в нестиранной одежде они едва затягивались сигаретой. Большинство из них, чтобы оплачивать жилье, вынуждены были работать по ночам. А утром на учебу. Кому не было 18-ти, подрабатывали уборщиками в общепитах или офисах. Если повезет — сиделками. Кто постарше — в ночных клубах. Стипендии в 311 гривен, на фоне роста цен в 2014-м, не хватало даже на проезд в месяц. Общежитие — 500. Со всеми сборами — на моющие средства, подарки коменданту, праздник 8 марта — оплата иногда достигала 1000 гривен в месяц.
Однажды на уроке за неуспеваемость мастер группы пыталась «срезать» со стипендии А. А. расплакалась на месте, сказав, что всю стипендию у нее и так отбирает отец на алкоголь, и в случае, если она ее не принесет — изобьет до полусмерти. Тут к таким историям относились с пониманием. Сегодня тебя, а завтра и меня. Стипендии получали не все, было пару человек, которые платили за учебу. В отличии от университетских десятков тысяч, учеба в ПТУ стоит 1000-8000 грн. в год — в зависимости от специальности и самого учебного заведения.
Отношение учителей к большинству было как к несовершеннолетним преступникам. Заставить кого-то отжиматься за громкие разговоры, убирать весь день листья или снег под зданием, дежурить на входе — все это исполнялось под страхом быть отчисленным. В обязанности входило также ношение бейджиков. В случае, если бейджик терялся или ты просто забыл его дома, тебя ждал кабинет директора и томные разговоры о твоем пустом будущем.
Некоторые общежития из-за удачного расположения в центре Киева зарабатывали тем, что сдавали подороже койко-места в аренду рабочим с других городов, тем самым ограничивая права студентов на жилье. Особенно тем, кто из Киевской области, предлагали за те же деньги жилье в общежитии-филиале на другом конце Киева или ставили в очередь, которая иногда так и не доходила до человека. На уступки студентам-рабочим общежития принципиально не шли. Так как ночная смена у некоторых заканчивалась в 2-3 ночи, попасть на ночлег они просто не имели возможности, ведь, по предписанию, в 23:00 — 5:30 общежитие было закрыто на ключ. А за попытки пробраться в свою комнату посреди ночи грозились выгнать за нарушение общественного порядка.
Ненависть бедных учеников к богатым, презрение к телефонным новинкам и всему, что они не могли себе позволить, порождало у учеников ощущение собственной ничтожности в мире капитала. «У тебя ничего не получится», — такие слова вкладывала в голову система учебного процесса в училище. Опротестовать несправедливость многим даже не приходило в голову, так как над ними мечом нависали родители, опекуны, тюрьма и рынок труда, где не хотят видеть рабочего без корочки об образовании. Вот так в центре образовательной системы Украины таится небольшое гетто, остров для тех, кому просто не по карману учеба в столичном ВУЗе.
После года учебы много кто собирал вещи, чтобы ехать обратно домой, в села. «Так хоть год в Киеве пожил, работа на государственной почте с таким дипломом — 2000 тысячи гривен. А на частные конторы попробуй устроиться! В селе за эти деньги я могу работать на базаре, и жить хоть будет где. А в случае, если спросят — образование есть, да и еще и какое — столичное!», — говорил П., забирая диплом. На вопрос, собираются ли они поступать дальше, много кто отвечал, что пытаться стоит, а вдруг повезет поступить на бюджет. За год в гетто нам же всего лишь в очередной раз доказали, что мы бракованный продукт, хочешь жить — работай, даже нет, пахай, а еще лучше — воруй. Вот оно — свободное демократическое общество, бесклассовое и проевропейское. Это и видят в системе обучение чиновники, в очередной раз урезая право студентов на законные стипендии, игнорируя качество образования, зарплаты учителей, а тем самым и нашу возможность учиться, чтобы потом качественно преобразовывать знания в труд.