Перевела Полина Рябуха
«Кто не работает, тот не ест», — гласит пословица. Кажется, что после ста лет заключения в железной клетке производства работа стала для нас главным источником оценки своего и чужого благополучия. Не работая, мы чувствовали бы себя никчемными, а люди смотрели бы на нас сверху вниз. Но, может, пришла пора это изменить? Что, если бы мы просто отказались работать?
Я, работа
Переживания, связанные с (хорошо) оплачиваемой работой, повсеместны: достаточно вслушаться в разговоры в первом попавшемся баре. Кого на этот раз отчитал шеф? Как это возможно, что после нескольких недель рабского труда мне не хватает денег даже на оплату жилья? Где найти работу получше? Как справиться с тем, что коллега плетет интриги у меня за спиной? Согласно статистике, мы получаем в среднем по пять тысяч мэйлов в год, а лишь на то, чтобы на них ответить, мы тратим примерно тысячу часов. Возникает вопрос: имеют ли все эти старания смысл?
Всемирное исследование, проведенные Институтом Гэллапа, показало, что работников можно разделить на три группы: вовлеченные (13%), невовлеченные (63%) и активно не вовлекающиеся (23%). Вовлеченный работник — это современный советский «герой труда»: такой работник тяжело вкалывает, чтобы фирма, в которой он трудоустроен, достигала успеха, так как ее благо неотделимо от его собственной жизни. Однако большинство трудящихся попадают под вторую категорию — это те, кто ходит на адскую работу из-за страха оказаться на улице. Для таких людей работа утратила смысл, они часто страдают так называемым презентеизмом (от англ. present — присутствовать) — физически находясь на рабочем месте, они борются с отсутствием энтузиазма и испытывают страдания на протяжении всего рабочего дня.
Есть еще одна группа работников, которые не только терпеть не могут свою работу, но, кроме того, активно ее саботируют. Примером здесь может послужить история одного юриста, который, испражнившись в уборной в дозатор для мыла, смешал свои экскременты с мылом, которым пользовались остальные ничего не подозревающие работники. Это кажется странным, но, в то же время, это далеко не исключение. Работники-саботажники очень изобретательны в способах навредить предприятию, в котором обречены впахивать. Они воруют вещи из офисов, умышленно вредят организации и более амбициозным коллегам, а осознав, что это ни к чему не приводит, начинают себя калечить, принимать наркотики или даже совершать самоубийства. В общем, работа в крайней степени затрагивает наши жизни — даже в том случае, когда это работа, которую мы искренне ненавидим. В наши дни «Я, работа» становится концепцией мышления о себе, равнозначной концепции «Я, человек».
Работа — твой долг!
Британский ученый Питер Флеминг, который занимается исследованием условий труда, заявляет, что работа заняла центральное место в нашей жизни: «Мы сталкиваемся со всеобъемлющей идеологией работы, постоянно твердящей нам о том, что единственно важной вещью является то, имеем ли мы оплачиваемую должность. Мы буквально живем работой. Это естественным образом уничтожает общественный статус людей, связанных с некоммерческой деятельностью, искусством, религиозной деятельностью или воспитанием детей».
Почему работа завладела нашей жизнью? И какую связь с работой имеет модная ныне риторика ненависти, направленная против «бездельников» и «паразитирующих на социальных пособиях»? Возможно, связь в том, что для многих из нас работа попросту стала бессмысленной: мы потеряли надежду на то, что работа обеспечит нам безопасность, профессиональную гордость и/или чувство стабильности. Тем, что привело нас к осознанию проблемы, были низкие зарплаты, высокомерные начальники и утрата веры в светлое будущее. Но более важно то, что мы не можем даже представить себе, что возможно прожить, не работая. «Работа — твой долг!» — навязчивый месседж вездесущей трудовой идеологии. Даже если нам платят гроши, даже если эта работа нам ненавистна и даже когда она пагубно влияет на здоровье — цель в том, чтобы отбросить ненужные сомнения и дисциплинировать себя к моменту наступления следующей смены.
Сбежать из ловушки
Существует ли выход? Один из возможных ответов был предложен в книге «Отказ от работы: теория и практика сопротивления работе» (The Refusal of Work: the Theory and Practice of Resistance to Work, 2015). Она повествует о людях, которые намеренно решили ограничить нагрузку или совсем отказались от участия в трудовом процессе. Эти храбрецы поняли, что нет большого смысла в том, чтобы вкалывать в качестве банковского клерка, копирайтера или раба колл-центра, и попробовали себя в чем-то новом. Один из них заявил следующее: «Нам всем известно, что так называемая хорошая жизнь — это основная причина стресса и плохого состояния здоровья… Люди начинают свой день с простоя в пробках либо в переполненном общественном транспорте, а остаток своего дня проводят, прилипнув к монитору, выполняя задачи, с которыми справилась бы дрессированная мартышка».
Люди, которые решили сопротивляться, опровергают идею труда от рассвета до заката как общепринятую норму. Но это не дается им легко. Иногда они становятся объектом презрения окружающих, и если не хотят воровать, то вынуждены быть крайне изобретательными в поиске средств для существования. Только некоторым из них повезло, работая программистом или менеджером, накопить достаточно средств для того, чтобы распрощаться с работой раз и навсегда, ретировавшись в пригород. Остальным же остается сочетать различные способы содержания себя, такие как случайные заработки, частичная самодостаточность или участие в различных группах взаимопомощи и солидарности. Но для всех есть один общий знаменатель: с меньшей нагрузкой уменьшаются потребности, так как не нужно больше компенсировать неудачи на работе с помощью потребительства. Кроме того, многие научились создавать или выращивать ресурсы самостоятельно. Смотря на время по-другому, многие проводят его в занятиях искусством, а жизнь «нормальных» людей кажется им абсурдной: «Ты работаешь пять или шесть дней в неделю, после чего, валясь с ног, отдыхаешь или берешь отпуск чтобы снова продолжить работать. И так по кругу». Но даже эти храбрецы знают, что без широких общественных изменений их усилия останутся лишь изолированными одиночными протестами.
Прочь аскезу
В какой форме должна произойти такая перемена? Один из возможных вариантов — это борьба за сокращение рабочего дня и разделение должностей. Такой подход применяется в качестве эксперимента в Канаде, где работники компании, которая хочет сэкономить, могут перейти на сокращенный трудовой график с учетом того, что часть утраченной зарплаты возмещается им государством. В то же время те европейские страны, в которых рабочий день короче, парадоксально являются более продуктивными, поскольку работники там не чувствуют такой усталости или истощения.
Другая возможность — это безусловный основной доход, который (при соответствующем размере) устранил бы необходимость работать. Несмотря на ряд неясностей, связанных с самой концепцией, он имеет одно огромное преимущество: с его помощью работа стала бы добровольным выбором. Мы более не должны были бы трудиться в поте лица, чтобы прожить, а вместо этого могли бы посвятить себя занятиям, приносящим удовольствие. Люди получили бы средства для существования или для развития собственного дела. Труд снова обрел бы смысл, потому что множество унизительных, избыточных и разрушающих жизнь рабочих мест попросту прекратили бы свое существование.
Если кто-нибудь до сих пор склонен считать, что без наемного труда и постоянного давления ради содержания себя человечество бы деградировало, то он сильно ошибается. Даже Бертран Рассел, известный британский математик, в своем легендарном уже тексте «Похвала праздности» отклонил эту идею. Согласно Расселу, если после четырехчасового рабочего дня человек не знал бы, как провести свободное время, то это означало бы «приговор всей нашей цивилизации». Это означало бы также, что наша способность к развлечению и беззаботности безвозвратно уничтожена культом эффективности. Но не всё так плохо, как пишет Рассел: «Нужно признать, что разумное использование досуга есть продукт культурности и образованности. Человек, всю жизнь работавший сутками напролёт, заскучает, оказавшись внезапно без дела. Но без значительного количества досуга человек лишен массы хорошего. Отныне нет причины, по которой основная часть населения должна подвергаться таким лишениям. Лишь дурацкий аскетизм, обычно внушенный, заставляет нас продолжать настаивать на избыточном объёме работы теперь, когда в этом уже нет нужды».
Источник: Political Critique