Фото: Татьяна Козак
Проспект Химиков прямой линией соединяет две крайние точки Северодонецка. На одной — автовокзал, единственные ворота горожан во внешний мир, на другой — завод «Азот», одно из ведущих предприятий украинского химпрома.
Завод, собственно, — причина появления сначала поселка Лисхимстрой в 30-х годах, а после Второй Мировой — уже города Северодонецк. В советские годы предприятие производило не только минеральные удобрения, но и сопутствующие товары — например, клей ПВА, полиэтилен, моющие и чистящие средства и даже пластиковые чемоданы. До 2014 года здесь работали около 8 тысяч человек. А четыре года назад для «Азота» настали тяжелые времена.
С началом войны на Донбассе «Азот» потерял часть своих источников питания и задолжал за электричество. Производство остановили, а в результате регулярных задержек по зарплатам и простоя рабочие стали массово увольняться.
К тому же «Азот» оказался в эпицентре объявленной властями деолигархизации. Прокуратура проводит обыски на предприятии: владельца Дмитрия Фирташа обвиняют в уклонении от уплаты налогов. Сам владелец холдинга Ostchem, в который с 2011 года входит и северодонецкий завод, после протестов на Майдане бежал в Россию, а потом уехал в Австрию. Против него возбуждено несколько дел по обвинению в коррупции, отмывании денег и причастности к организованной преступной группировке, а его экстрадиции добиваются США и Испания.
Новости о перезапуске «Азота» появляются регулярно, но эти планы пока так и не осуществились. На заводе не верят, что «Азот» когда-либо вернется к прежней жизни.
«Серенькая полоса»
Градообразующее предприятие вплоть до 2014 года считалось в Северодонецке престижным местом работы. Но теперь больше нет. И работники «Азота», в отличие от своих коллег на других предприятиях Донбасса в зоне АТО, не боятся открыто критиковать ситуацию на заводе.
— Кого там бояться? Вот это типа «ихтамнет» — и тут, на «Азоте», «ихтамнет». Руководителей точно можно так назвать, — с сарказмом и горечью говорит Анатолий Смолка, 58-летний киповец, аппаратчик1Слесарь по контрольно-измерительным приборам и автоматике — профессия рабочего, … Continue reading высшего разряда с 40-летним стажем работы на заводе. Работать на «Азот» он пошел сразу же после окончания училища, в 1978 году.
— Я даже просто не представлял, куда еще идти. На «Азот» да и все. Зарплата стабильная, работа, отпуск, путевки, социальные льготы какие-то. Было нормально, устраивало, — вспоминает Анатолий. На заводе работал его отец, а потом пошла сестра. Там он встретил и свою будущую жену.
— Азотовец — это было гордо. У нас реально заработки были хорошие по сравнению с городом, — говорит Галина, жена Анатолия, аппаратчица в водоснабжении с 40-летним заводским стажем.
Завод давал стабильность и дальний горизонт планирования, возможность получить жилье, а также садики и летние лагеря для детей. В цехе сложился душевный коллектив: вместе выезжали на природу, отмечали праздники.
На «Азоте» была возможность профессионально расти, а специалисты считались лучшими в химпроме СССР. Завод первым внедрял в производство новшества, которые разрабатывали для «Азота» два института. Работники-киповцы считались «голубой кровью» в среде специалистов.
За 40 лет Анатолий цех ни разу не сменил, только повысил разряд. Мог стать и руководителем, но не было высшего образования.
— Раньше было престижно работать в одном цехе, никуда не рассчитываться, никуда не переходить. Как считалось — это летуны, если ты поработал полгода-год и перешел, — говорит Анатолий.
Постоянство было еще и выгодно — профсоюз предоставлял льготы тем, кто проработал минимум три года. Это и бесплатные путевки, и дополнительные три дня к отпуску.
— Просто идешь — эти трубы огромные, печи, ТЭЦ. Знаешь, как здорово! — вспоминает с восхищением Галина. Про свою работу говорит просто: «Профессия моя меня устраивает».
Кризис 2014 года считают самым страшным в истории завода. Ни 90-е, ни 2008 год не так сильно ударили по «Азоту».
— Сейчас просто сердце кровью обливается. Идешь — развалины, окна выбиты, только снимать фильмы про войну. Неприятно и отвратительно, — говорит о нынешней ситуации Галина.
На работу сегодня она и ее муж просто «ходят» — из-за отключений электричества и простоя цехов. Что конкретно происходит с предприятием и что ждет его в будущем, работникам не сообщают.
— Руководители, профсоюзные лидеры на сегодняшний день нас, я не знаю, за быдло считают или за кого. Нам не выплатили зарплату, задолженность пошла. Нам никто даже не сообщил причину. По полгода не выплачивают. А мы новости из интернета узнаем, — возмущается Анатолий.
Покупательская способность работников снизилась настолько, что люди предпочитают рассчитываться и уходить.
— Раньше мы могли позволить себе купить все. С зарплаты могли купить и телевизоры, холодильники. А сейчас могу купить чайник, — констатирует Галина. Правда, не так давно семья приобрела небольшую машину — это, говорят, с «довоенных» запасов.
Галина и Анатолий, по сути, уже ждут пенсии — говорят, им будет чем заняться. А пока они наблюдают с горечью, как рушится их прежний мир.
— По-моему, сейчас черная полоса идет, — задумчиво говорит мужчина.
— Не черная, а серенькая, — поправляет его жена, — Просто мы уже привыкли за четыре года войны.
Их отдушина — дачный участок в поселке Павлоград, который прилегает к заводу. По дороге домой, которая пролегает вдоль заводского забора, Анатолий останавливается и показывает свой цех. Он возвышается свечкой среди металлических конструкций, похожих на увеличенные в масштабе компьютерные микросхемы.
Из-за забора
Северодонецкий «Азот» насчитывает 88 «заводских династий» — семей из нескольких поколений рабочих. Тут есть традиция награждать семьи с самым большим общим трудовым стажем — это происходит ежегодно в День химика. Альбом с фотографиями таких семей хранится в музее предприятия.
Династия в семье Галины и Анатолия, похоже, не продолжится.
— Я по профессии киповец, — гордо говорит Светлана, 35 лет, их дочь. Специальность особо не выбирала: на нее «на бюджете» (так как у родителей не было возможности оплатить обучение) был не большой конкурс.
— На экономическом был очень большой набор. Предложили попробовать на компьютерное интегрирование. Я думаю — нормальное название. Моя профессия называлась «Автоматизация технологических процессов, компьютерное интегрирование». Я ж после школы, думаю, что это с компьютерами связано, — смеется она.
Светлана поступила сразу и обучение прошло «очень легко и просто», хоть и на первом курсе у нее прибавилось забот с рождением ребенка. Несмотря на свои успехи в учебе, на «Азот» молодая специалистка так и не попала. Студентку, защитившуюся «на отлично», представители завода похвалили, но к себе не пригласили, как они делают обычно с перспективными выпускниками. «Нам мальчики нужны», — просто пояснили в комиссии.
— Моя профессия — больше мужская. По этой профессии женщин буквально раз, два и обчелся. На цех один киповец-женщина. Они не востребованы, — говорит Светлана.
Была еще одна трудность: 2005 год, когда она закончила институт, был одним из лучших годов для завода, и на «Азот» было не устроится.
— На нас с родителями посмотрели, как на придурков, — вспоминает Светлана свою попытку трудоустройства. — Нам сказали, мол, у нас тут столько желающих, у себя внутри мы не знаем, куда девать, а вы из-за забора. Из-за забора мы не берем.
После этого Светлана распрощалась с «Азотом» — и, судя по всему, без особого сожаления.
«Сейчас люди — это обуза»
За последние два года с «Азота» из-за задолженности по зарплатам уволились более трех тысяч работников, — сообщается в одних СМИ. Другие говорят о массовых сокращениях. Сегодня на Азоте осталось более 4 тысяч человек — половина от количества работников в 2014 году. Большинство переведены на ⅔ ставки.
В основном уезжают в Россию — лучших специалистов туда переманивают, предоставляют жилье, хорошие зарплаты. Люди переезжают целыми сменами. Есть и те, кто едет на заработки в Европу — в Чехию, Польшу.
— Сейчас люди — это обуза. Не важно, специалисты или лодыри. Даже не смотрят. Проблема в том, что уходят лучшие, а забивать дырки пытаются лодырями. И это печально, — говорит Антон Кортышко, начальник смены на заводе.
Антон из тех, кто остался, хотя многие из его друзей уехали. Ему тоже предлагали, но он отказался — не знает язык и в целом не готов менять кардинально свою жизнь.
— Тут дом, семья, родственники, собака, друзья. Я более оседлый человек, домовитый, — говорит про себя 30-летний азотовец.
Его стаж на заводе — 10 лет. Первое рабочее место после техникума — котельщик 4 разряда на РМЗ (ремонтно-механический завод).
— Мы изготавливали химическое оборудование. Не было такого, чтобы мы делали одно и то же, не было монотонности. Это мне очень нравилось. Сегодня делаешь ленту конвеерную, завтра — совсем другое, — говорит парень.
Антон — рабочий в третьем поколении. На заводе работал его дед, мама, а теперь он сам. Вопрос о его трудоустройстве решился однозначно — как, впрочем, и в других семьях.
Из полюбившегося ему РМЗ ушел в 2008 году, когда зарплата существенно уменьшилась на фоне экономического кризиса. Так он нашел работу в цехе уксусной кислоты — из касты «высоких», основных для производства, поэтому работа тут оплачивалась на уровне. Начал аппаратчиком приготовления катализаторов и химрастворов — низшее звено на цехе.
— По сравнению с другими цехами все было очень даже неплохо. Хорошая зарплата, больше, чем по всему заводу. Мне тогда хватало с головой, — вспоминает Антон.
Единственная проблема была — привыкнуть к жестким нормам работы. Через время пошел на повышение аппаратчиком перегонки — «больше платили, меньше надо было работать».
В 2014 Антон стал начальником смены, но цех его было решено закрыть в связи с реструктуризацией на заводе, а также проблемами с электричеством. Место свое ему удалось не потерять, но пришлось переквалифицироваться из химика в электрика. Он и команда занялись установкой реактивной турбины для обеспечения завода электричеством.
— В моей конкретной ситуации не все так плохо. Я не считаю, что мне нужно сейчас бросать завод и идти неважно кем, лишь бы деньги. У меня ситуация, в которой можно выжидать. Меня не устраивает, но… — многозначительно недоговаривает Антон.
— Аварийного рюкзака нет. Просто живу по течению. Такой выбор. Общаемся на заводе, сейчас у каждого свой индивидуальный путь, — говорит он.
Его рецепт выхода из кризиса — не заморачиваться и думать на работе о работе, а дома — забывать о проблемах завода.
«Справедливости нет»
— Встали — это тоже нормально. Чего тут только не было. Переживем и это, и будем двигаться дальше. Будет все нормально. Кризис — он всегда двигает. И мышление, и все, — уверенно говорит экскурсовод музея «Азота» Ольга. В нескольких просторных залах музея, в которых нельзя фотографировать, так как он частный, уместилась вся история предприятия, начиная с 30-х годов. В каждом экспонате выставки — ощущение заводского патриотизма. Здесь и орудия труда первых рабочих, глыба угля, макеты установок, примеры продукции, альбом трудовых династий, военные трофеи и картины с изображением Северодонецких пейзажей — конечно, с видом на «Азот».
В 30-х годах строительство завода замораживали три раза, потому что заканчивалось финансирование. Завод останавливали и на время Второй мировой — Лисхимстрой оказался оккупированным немецко-фашистскими войсками. Под оккупацией уже пророссийских боевиков Северодонецк находился в течении нескольких месяцев в 2014 году.
Экскурсия заканчивается в зале, где выставлены поделки работников «Азота» — выставку сделали к 70-летию заводского профсоюза. На стульях, расставленных перед небольшой сценой в музее, лежат спецвыпуски профсоюзной газеты с хвалебными статьями об объединении.
На второй странице сверху — обращение главы азотовского профосюза Виктора Черныша.
«Что касается планов. Наша профорганизация и впредь будет добиваться для работников, членов Профсоюза ЧАО «Северодонецкое объединение Азот» занятости, повышения оплаты труда, социальных гарантий, и чтобы каждый чувствовал профсоюзную опору, защиту и уверенность в своем будущем», — обращается к членам профсоюза Черныш. Он также утверждает, что приоритетный вопрос зарплаты «обсуждается между профсоюзом и руководством предприятия постоянно».
На последней полосе — колонка председателя цехового комитета цеха защитных покрытий и ремонта Л.Ю. Бурлуцкой.
«Я не хочу бастовать, тем более на и без того простаивающем производстве. И профсоюз не считает это выходом», — пишет Бурлуцкая. Эти два предложения выделены жирным шрифтом.
— С этим ручным профсоюзом очень большие проблемы. Это самый корень проблем: он ничего не делает. Профсоюз должен первым сказать «ребята, объединяемся, останавливаем, митингуем». А когда тебе в строгое время назначают и говорят, что делать на митинге, какой это митинг — это так, показуха, — считает Антон.
В его цехе даже и разговоров о протестах не было. Попытка бастовать в другом цехе, говорит, провалилась. Работники того цеха попытались остановить производство, пока завод не выплатит долги по зарплате. Но руководство «пригнало на работу штрейкбрейхеров» с другого цеха, а бастующих наказали.
— Менталитет такой. Терпим очень многое и долго. Люди не верят в свои права. Могут знать о них, но не верят, что они работают, — считает Антон, который тоже согласился с «кризисными» условиями работы и не стал уходить.
Обязанностей у него прибавилось и работы стало больше. Помимо обслуживания турбины, его команда смотрит и за уксусным цехом — «чтобы не распался, не раскрали». Количество людей сократилось с 17 до 7, и приходится туго, когда кто-то заболевает — некем заменить. При этом о компенсации за увеличившуюся нагрузку и речи нет. Если начать возмущаться, руководство начнет «третировать» и воспользуется денежным рычагом — оставшиеся премии, которые формируют львиную доли зарплаты, порежут до минимума.
— Никто не видит перспектив, даже само руководство. Сейчас идет увядание. Был большой ресурс, и его сейчас просто высасывают. Когда-то он просто закончится, — прогнозирует Антон.
— Почему динозавры вымерли первыми, выжили мелкие животные? Так же и заводы сейчас вымрут. Потому что они много ресурсов потребляют, чтобы от них был какой-то выхлоп. Так же и наш завод, — философски заключает работник. Хотя он признается, что чувствует печаль, глядя, как ухудшается ситуация: «Справедливости нет в этом».
Тем временем профсоюз сообщил, что «Азот» планируют запустить постепенно, начиная с конца мая-начала июня. Правда, бывалые специалисты не понимают, зачем: обычно летом у предприятия плановый капремонт. Они только разводят руками и делают свои заключения: «Это слухи, чтобы успокоить население — не больше».
Текст опублікований в рамках журналістського проекту «Невидима праця». Проект реалізовано за підтримки Фонду ім. Рози Люксембург в Україні.
Примітки
↑1 | Слесарь по контрольно-измерительным приборам и автоматике — профессия рабочего, который обслуживает, ремонтирует и эксплуатирует различное контрольно-измерительное оборудование и системы автоматического управления. |
---|