Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры (НАОМА)  снова в центре внимания и продолжает уже старую-добрую традицию институционального насилия в украинских ВУЗах. Достаточно вспомнить цензурирование выставки «Украинское тело» Квитом в Могилянке или преждевременное закрытие выставки «Виховні акти» проректором Ветровым в НПУ им. Драгоманова. Происходило все, как и подобает, с налетом креативности: преподаватель по керамике с криками «Ты допиз*ишься!» ногами разбивает антимилитаристскую работу студента Спартака Хачанова, а ректор готовит его документы на отчисление. И все это могло бы остаться очередным локальным эксцессом, если бы не было частью удручающей тенденции подавления свободы высказывания, которую можно наблюдать как в Академии в частности, так и в Украине в целом.

19 декабря студент академии Спартак Хачанов, выполняя задание на свободную тему, превратил его в акцию «Парад членов», от которой спустя полчаса остались лишь разбросанные по полу фаллосы. Преподаватель Харченко самолично ногами разрушил шествие. Помогала ему в этом одна из работниц мастерской, таким способом очищая себе путь к кабинету. Харченко увидел в работе оскорбление Украины и, в свою очередь, оскорбился собственным виденьем. Вслед за этим пошли угрозы и унижения автора работы.

Работа Спартака Хачанова «Парад членов»

Акция изначально не была, а в последствие была очень слабо артикулирована. Поэтому как только документация акции появилась в Facebook, в комментариях посыпались множественные интерпретации. Наиболее популярной стала версия о том, что акция таким образом критикует систему и административный аппарат НАОМА. Впоследствии сам Спартак Хачанов её опроверг, написав комментарий в Facebook:

«Моя инсталляция несла исключительно антивоенный и антипутинский характер. То, как это было воспринято в Академии, мне совершенно непонятно (мне не давали ничего объяснить). Почему-то Академия восприняла это в свой адрес. В рамках задания это КОМПОЗИЦИЯ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ».

Некоторые товарищи художника по Академии считают, что назвать в целом антимилитаристскую акцию без какой-либо государственной символики акцией «антипутинской» художника вынудила агрессия Харченко. Преподаватель изначально обвинил студента в «антиукраинской» позиции, тем самым не оставив ему возможности защищаться иначе, кроме как объявить акцию «антипутинской». Однако, разукрасив художественное высказывание приемлемым желто-голубым, автор не обезопасил себя от гнева администрации.

Ректор называет Спартака «больным» (также, как в свое время называл художниц и выпускниц Академии Марию Куликовскую и Алёну Мамай) и готовит его документы на отчисление. Инициативная группа товарищей и товарищек художника проводит информационную  кампанию и уже собрала подписи за пересмотр дела. Вопрос об отчислении студента отложили, и администрация пообещала созвать соответствующую комиссию. Словарный запас деструктивной критики ректора оказался скудным, потому что саму акцию он прокомментировал так же лаконично, с точностью врача-уролога: «Це хворе». Что удивительно, фаллос у статуи на первом этаже академии ректора не смущает.

Реакция преподавателей высшего учебного заведения на инцидент не менее красноречива:

В скором времени остатки работы можно будет увидеть на выставке в «Хлебзаводе».

Ситуация произошла 19 декабря. Уже 20 декабря были найдены уничтоженными работы художниц Тамары Турлюн, Екатерины Лисовенко и Дарьи Чечушковой со студенческого просмотра в стенах НАОМА. Некоторые из работ были украдены. Выставленную живопись и мозаику назвать провокационной не повернулся бы язык даже у очень консервативного человека. Виновные не найдены.

Фото с Facebook

Тамара Турлюн так комментирует произошедшее:

«Я не знаю, хто це. Якщо раніше я могла стверджувати, що це студенти, то зараз всі варіанти можливі, бо викладачі не всі корректно виражались стосовно робіт. Критика робіт полягала в тому, що вони не академічні».

За последние десятилетия конфликты в Академии, где все еще царит субъект-объектная форма обучения, становятся все более яркими, а позиция администрации — более беспринципной. На протяжении этого времени много внимания уделяется критике обезличенной иерархической системы. Но при этом мы забываем, что в случае с НАОМА у системы есть конкретные лица — ректор Чебыкин и проректор по воспитательной работе Яланский. Также как и конкретно в случае со Спартаком Хачановым его работы разбивала ногами не система, а конкретный преподаватель Харченко.

Удивительное нежелание осознать проблему антидемократической системы обучения побуждает ректора и его приближенных верить (или делать вид, что верят) в то, что за каждой студенческой акцией скрываются засланные агенты, которые расшатывают репутацию НАОМА. «Вона ж жінка!», «це все дєшовка», взращивание гипертрофированного патриотизма (и бонусное сравнение Малевича с Христом) — примерно так коротко можно описать позицию Андрея Чебыкина на примере его интервью для газеты «ВОНО», в котором он публично оскорбляет свою на тот момент студентку Алену Мамай, комментируя её «Акцию в дверях».

Пока эти люди продолжают занимать свои места, система, увы, не поменяется, однако не стоит забывать, что эти люди — всего лишь часть системы.

Мы решили копнуть историю НАОМА глубже, чтобы представить вам небольшой обзор наиболее ярких прецедентов сопротивления институциональному насилию в стенах Академии начиная с 2000-х и до наших дней.

Группа «Р.Э.П.»

Рассказывает художник, участник группы «Р.Э.П.», выпускник НАОМА Никита Кадан:

Никита Кадан

Группа «Р.Э.П» возникла не в стенах Академии, а на улице и в мастерской Ксении Гнилицкой во время Майдана-2004, а потом, уже начав делать уличные экспозиции, получила рабочее пространство в Центре современного искусства при Могилянке.

В НАОМА на тот момент учились Лада Наконечная, Леся Хоменко, Ксения Гнилицкая и я. Вова Кузнецов учился во Львовской Академии, а Жанна Кадырова задолго до того закончила ДХСШ (художественную школу). Также в киевской Академии учился ряд художников и художниц, которые были в первом составе Р.Э.П. — составе из 20 человек, продержавшемся до второй половины 2005 года.

До этого в Академии мы сделали одну выставку, которая, как мне видится сейчас, представляла собой «детские игры в авангард», но была со всей возможной помпой открыта администрацией. А потом — ей же отцензурирована: был снят ряд работ, на который присутствовали все те же изображения гениталий (кажется, в академическом пространстве они безальтернативно считываются как оскорбительный знак, хотя слюнявая гетеронормативная «эротика» вполне приветствуется).


На фото участницы и участники группы «Р.Э.П.»: Никита Кадан, Ксения Гнилицкая, Лада Наконечная, Владимир Кузнецов, Жанна Кадырова, Леся Хоменко. Изображение взято с сайта http://artchronika.ru.

Помню аспиранта-активиста, который предложил свои произведения, чтобы закрыть «неудобно» выглядящие просветы, оставшиеся после того, как крамольные работы были сняты администрацией. От этой любезности мы отказались и сняли всю выставку с максимальной оглаской. Активист же сделал карьеру и сейчас стал в НАОМА проректором по научной работе.

К чему это воспоминание? К тому, что действия украинского художественного сообщества, всячески поддержавшего Наталью Заболотную после уничтожения «Страшного суда» и таким образом оставшегося у кормушки, крайне напоминают мне путь этого активиста. Как, впрочем, и голоса этого же сообщества, после каждого запрета или погрома рассказывающие про «пиар» и «выгоду цензуры для художника», напоминают мне тогдашнюю реакцию большинства академической среды.


Незавершенная работа Владимира Кузнецова «Коліївщина: Страшний суд», которую закрасила черным директорка «Мистецького арсеналу» Наталья Заболотная в 2013 году. Изображение взято с сайта https://www.svoboda.org.

Еще помню, что выставку эту формально поддержал тогдашний студенческий профсоюз НАОМА, совершенно несостоятельный и, само собой, аполитичный. Как-то защищать экспозицию от цензуры тем активист(к)ам и в головы не пришло.

Мы же тогда скоропостижно (сейчас понимаю, что слишком уж скоропостижно) разочаровались в «гиблом месте» и стали искать возможностей работать за его пределами. Из этих поисков, совпавших с политическим подъемом конца 2004 года, и возник Р.Э.П. В Академии же мы присутствовали скорее формально. Хотя, помню, когда в начале 2000-х я поступал, было даже некое воодушевление.

В НАОМА как группа мы пришли лишь в 2006-м, чтобы сделать маленький фильм «Р.Э.П.-корреспондент: Академия», который вместе с аналогичным фильмом про Союз художников вошел в дилогию об украинских официальных культурных учреждениях. Мы ее демонстрировали в соответствующего типа европейских институциях — Венской Академии и галерее Ассоциации художников Эстонии во время Биеннале молодого искусства в Таллине. Финальный показ был на Фестивале перформанса в замке Уяздовском в Варшаве. Там мы зачитывали некие официальные обращения Академии и вообще топили все в густом сумрачном официозе. Само собой, оба фильма имели достаточно ядовитую тональность, хотя были составлены исключительно из спичей самих должностных лиц.

Говоря кратко, Р.Э.П — не продукт Академии. Р.Э.П. — продукт разочарования в Академии. Само это разочарование я считаю плодотворным и для нынешних и, возможно, будущих художниц и художников. Но пока мы (и они) занимаемся и будем заниматься независимой практикой, реформировать НАОМА придется кому-то другому. И я чувствую, что в каком-то смысле должен этим новым людям. По крайней мере, должен способствовать их приближению, делая несогласие с существующей ситуацией явным.

Сама же НАОМА демонстрирует немалую волю к удержанию нынешнего положения и в этом уже нащупывает возможности альянса с новыми ультраконсервативными тенденциями. По крайней мере, объявлять любой выпад против нынешнего status quo антипатриотической провокацией они уже научились. Впрочем, положение стало настолько очевидно катастрофическим, что даже этот, обычно беспроигрышный, способ самозащиты гарантий не дает».

Мария Куликовская: Венера в мужском туалете и слепки с вагины

Рассказывает художница, скульпторка и перформерка Мария Куликовская:

Мария Куликовская

В апреле 2016 года сбылась моя мечта и я побывала в стенах Архитектурной ассоциации в Лондоне, в самой крутой школе Архитектуры в мире. Я была там всего лишь в качестве туристки. Но после моего небольшого тура там и общения с профессорами я вдруг поняла, как мне грустно и тяжело на душе, ведь всего три года как я закончила НАОМА в Киеве, а осадок и глубочайшая депрессия, развившаяся за долгие годы пребывания там, все не проходили.

В течении шести лет — осознайте — не было ни одной выставки, организованной Академией. На жалкие ивенты, посвященные 8 марту, меня, мои рисунки не брали никогда. А вместо моих рисунков в виде расчлененного и вставленного в голову мясорубки тела скульптуры Венеры Милосской там на стенах выставочного пространства академии висели рисунки цветов и фруктов, напоминая о том, что женщина — всего лишь «прекрасный цветок». Меня все это всегда раздражало и оскорбляло, хотелось показывать актуальное наболевшее, но это считалось «больным».


Акция «Цветы демократии» в Днепропетровске, 2015. Также во главе с Марией была создана художественно-политическая группировка «Flowers of democracy». Фото взято с сайта https://life.pravda.com.ua.

Когда-то я повесила свой гигантский рисунок скульптуры Венеры с пририсованной к её голове мясорубкой. Рисунок был около пяти метров длинной. И повесила я его в мужском туалете, куда ходили преподаватели. Эта огромная графика была прикреплена к стене с одной стороны и пересекала все пространство комнаты туалетов. А с другой стороны, на стене напротив был тоже гигантский рисунок Аполлона с мясорубкой вместо члена. Затем я накрасила губы красной помадой и обцеловала двери кабинок своими красными губами. А смывные ручки унитазов украсила розовыми бантиками. Устроила я это поздно ночью, мне помогали ещё несколько студенток.

На утро все пришли в академию и пошли смотреть выставку к 8 марта, организованную студентами и их профессорами. Там было много цветов и фруктов, все были счастливы. И тут вдруг узнали, что в мужском туалете потекли трубы, прорвало канализацию, и все побежали туда, а там ещё и вдобавок мои огромные рисунки и все обцеловано помадой. Но я не ломала канализацию в мужском туалете, это случайность.

Это был скандал, даже уроки остановили.

Все поняли, что это мои рисунки, так как я приносила их в отборочную комиссию для выставки к 8 марта, и, конечно же, их отвергли и ещё немного поржали с меня.

Но самое ужасное, что они отправили чистить все унитазы, срывать мои рисунки и мыть двери стареньких женщин-уборщиц, которые до вечера там все делали. Я пошла им помогать, потому что не понимала, почему же 8 марта, когда все превозносят женщину как «цветок» и «богиню», старых и немощных женщин (по их мнению, уже не богинь) отправили мыть и убирать мужские унитазы.

Потом я экспериментировала очень много с формами подачи моих архитектурных проектов. Один вызвал большое негодование. Я нарисовала на огромном планшете женщину, скрюченную и сгорбленную, а из ее головы вместо волос вылазили фасады многоквартирных домов. И на просмотре преподавательница Скорик порезала и порвала мой проект, мне поставили 2 и снять хотели стипендию.

Я жила в общежитии, мама у меня инвалид, и тогда она была на грани смерти и жизни много лет, мне родители не оплачивали ни учебу, ни жизнь. Приходилось подрабатывать и учится. И я верила, что именно академия — это место эксперимента, смелых идей и предложений. Где, если не там, чудить и пробовать все новое — ведь в большой жизни в архитектуре мало кто такое позволит. Но нашим преподам нужен был проект дома, в котором все должно быть «правильно».

Меня, помню, Скорик довела до слез, комментируя, что я дегенератка и все в этом духе. Мне дали сутки заклеить, закрасить этот «позор» и нарисовать нормальный типичный дом, иначе выгнали бы или, как минимум, сняли на целый семестр стипендию.

По живописи и рисунку меня систематически нагибали. Улыбаясь в лицо и говоря: «Ну, ты сама все понимаешь». Все это была месть, так как я уже начала активно выставляться в галереях современного искусства, даже спроектировала «Щербенко арт-центр». Моя реальная жизнь была гораздо больше полна экспериментов и смелости, нежели в Академии, где все должно было быть «правильным».

Интересно то, что огромное количество моих рисунков и живописи сейчас у них в фондах. Некоторые же из фондов исчезли: их продали, мне это говорил дядечка один, работающий в фондах. Он был один из немногих,  кто был на моей стороне.

Еще одним камнем преткновения стали слепки с моей вагины. Сначала я долго искала, кто мог бы мне помочь отформовать мое тело. Но никто не хотел, или же мне выставляли большую сумму денег, которых у меня тогда не было.

Потом сказали, чтобы я обратилась к одному преподу: мол, он молодой, прогрессивный — поможет. Я пошла, и он был рад помочь. Я обрадовалась. Но у него было условие: он хотел сделать слепок с моей вагины для себя. Честно, я не соглашалась долго. Но все кругом как сговорились, и кого я не спрашивала, никто не мог помочь. Я в итоге согласилась, но попросила, чтоб он мне сделал слепок и для моих целей.

Но я долго не могла понять, зачем ему слепок с моей вагины. Потом он мне показал свою «коллекцию» — там этого было много, и все разные. Сказал, что готовит скульптурный проект, будет лепить больших слизняков и ракушки с вагинами.

В общем, он сделал слепок с моего тела, я ещё раз настойчиво просила покрыть расходы на гипс, он отказался, а потом он снял два слепка с моей вагины. Один для себя и второй для меня. Вот так я узнала на самой себе, как все это делается. Не то чтоб очень необычно и сложно, нет особых секретов, но в академии из всего делают нечто элитарное и особенное, и все, к чему прикасаются там великие профессоры, позиционируется как «величайшее».


Мария Куликовская. Фото с сайта http://hudruk.com.

В общем, через полгода я сделала свою первую «армию клонов» и начала множить свои вагины. Но реакция этого преподавателя была поразительной. Он меня шантажировал и оскорблял, требуя, чтоб я его указала как автора всех моих произведений, где есть скульптура, потому что он ее для меня отлил первый раз. И ничего, что это все была моя идея, мое тело, и в конце концов, я сама отливала силиконовую форму и сделала своими силами 20 клонов полноростовых слепков и более 200 слепков своей вагины. До этого у нас был разговор об авторстве, в котором он сказал, что ни на что не претендует.

Ведь они не видели меня как серьезную художницу, они видели студентку, которая разденется перед ним и его другом, и они будут развлекаться, заливая в меня гипс, а потом он еще и получит бесплатно слепок с моей вагины для его проекта. В его бесконечном потоке смс с угрозами было и следующее: что он сделает все, чтоб я не доучилась, и что стипендии больше мне не видать, и он меня разотрет в порошок, но если я отдам ему все скульптуры и укажу его как автора, он мне простит.

Но я сделала, что хотела, свой собственный проект. И продолжаю по сей день работать с темой телесности. И эти проекты вызвали резонанс. Никто этого не ожидал из преподователей. Они жутко завидовали. Это был 2010 год.

Перед защитой диплома в 2013 году мой руководитель не дал мне ни одой консультации. Я сделала проект керченского пассажирского морского порта. В Архитектурной ассоциации в Лондоне отметили высокий уровень этой работы. В НАОМА же мне за неё поставили 4, тем самым зарубив красный диплом, чтобы я не могла бесплатно учиться в Европе. Во время защиты никто не обсуждал мой проект, обсуждалась только моя одежда, мои перформансы, скульптуры и то, что я «просто больна». Вот так.

Дария Кузьмич: уничтоженные работы и «экспериментальная мастерская»

Рассказывает художница, выпускница НАОМА Дария Кузьмич:

Дарья Кузьмич

Головним завданням художньої освіти має бути тренування критичного мислення. Виконання конкретної роботи складається з розробки концепції, обговорення її з викладачем та адекватного до ідеї технічного втілення.

Натомість в НАОМА основна стратегія — придушити будь-які спроби мислити, навчити виконувати формальні завдання для вже не існуючого замовника, як колись держзамовлення за часів СРСР.

Історій з неадекватною критикою без логічних аргументів проти студентської роботи є безліч, тому нова подія мене ніяк не дивує.

На першому курсі живописного факультету я зробила семестрову композицію, де зобразила двох чоловіків, які щойно розрізали шию корови і стояли в калюжі крові. Викладачка поставила мені майже найнижчий бал, аргументуючи це вибором теми: «Ти ж дівчина, ти маєш квіти малювати». Це лише один із багатьох випадків. Цього ж року одна з моїх інсталяцій була зруйнована, провисівши всього дві години.


Дария Кузьмич держит в руках части своей работы, которая была уничтожена студентами НАОМА, 2010 год. Фото из личного архива Иванны-Катерины Яковиной.

Основною проблемою цієї системи є ієрархічність, в рамках якої особистість студентів не грає жодної ролі. Прояв власної думки має бути покараний вищим за ієрархією, тобто професором. Втім, гібридна мертва система художньої освіти зі своїми відрижками минулого цілком відображає деякі події «вищого» рангу — наприклад, знищення роботи Володимира Кузнєцова у 2013 році перед виставкою «Велике та величне». Незручна тема роботи стає приводом для її знищення, тут вистачає лише команди від директорки музею.

Робота студента Спартака Хачанова має спробу критичного осмислення мілітаризму через використання стереотипної символіки. Її можна (і варто) критикувати, але я б акцентувала саме на реакції викладача та перспективі подальшого відрахування студента. Критика роботи може складатися з конструктивної аргументації стосовно протиріч та/або доцільності використання цих образів на болісну тематику війни. Але безапеляційне знищення художньої роботи свого студента — це прояв ієрархічної системи, цензури та неповаги до роботи й особистості іншого художника.

У зв’язку з неактуальною системою освіти у 2013–2014 році ми з однодумцями — деякі студент(ки) та викладач(ки) — зробили спробу створення «експериментальної майстерні» в Академії, яка закінчилася на етапі розробки концепту, збору підписів студентів та студенток, а також декількох зустрічей із ректором.

Але, маючи досвід непорозумінь з викладачами, єдиним для мене можливим рішенням стало просто закінчити бакалаврат і не повертатися до Академії. Наскільки я знаю, такі спроби були і до мого періоду навчання, і після — патерн не змінюється.

«Акция в дверях» Алёны Мамай

Рассказывает художница, перформерка, выпускница НАОМА Алёна Мамай:

Алена Мамай

На перегляді літньої практики я написала критичний маніфест перед НАОМА, сіла біля входу, накрившись білим полотном, роздавала листівки про прекарну працю, яка чекає на більшість студентства НАОМА.

Коли я почала писати крейдою свою критику академічної системи, вийшов охоронець і почав відпихати й проганяти мене з місця проведення акції. Сказав, що я наркоманка й чудовисько, а я полоснула його у відповідь крейдою по ідеально вигладженому пальті, а коли він взяв мене за рукав, потягнув за собою й почав відбирати телефон, копнула ногою.


Манифест из «Акции в дверях» Алёны Мамай, 2016 год. Фотодокументация Софии Бергинер.

В кінці акції він сказав мені: «Ізвіні меня, дєтка».

Я вимагала, щоб мою акцію зарахували як роботу на літній перегляд, я не принесла ніяких інших робіт, біле полотно я використала як символ відмови від безкінечних полотен у певній затвердженій академією і конкретним професором техніці. Весь наступний семестр я наполягала на своїй трактовці й олійні роботи не писала.


«Акция в дверях» Алёны Мамай, 2016 год. Фотодокументация Софии Бергинер.

На наступний день після акції мені призначили перездачу, бо я ж нічого не писала весь цей час. На перездачу я принесла документацію з «Акції в дверях». Тоді мене спробували виключити, але помогли листи від відомих уже на той час художниць та художників, того ж Микити Кадана, Вови Кузнєцова, Алевтіни Кахідзе, Марії Куліковської, Євгенії Бєлорусець та інших. Врешті Академія почала боятися, я принесла свої старі роботи і змогла її закінчити.

Після «Акції в дверях» було так зване «Відкриття кафедри актуального мистецтва». Майбутня група «СТО» створила подію в фб, що нібито відкривається ця кафедра, було багато шуму, але коли люди прийшли, вони побачили лише стрілку, яка вказувала у напрямку ректорату, а на ній — текст-спростування адміністрації Академії про створенні цієї кафедри, який НАОМА опублікувала на своєму сайті.

На диплом я написала бойчукістів, які пишуть фреску в колишній майстерні Бойчука. Це чи не єдина фреска Бойчука, яка збереглася, бо його репресували, а всі роботи його школи знищили. Попри те, що НАОМА бравує тим, що має серед засновників такого «метра», фреска перебуває в жахливому стані, а монументальну майстерню, яку він заснував, збираються закривати. Це актуальна історія ще й у контексті навмисного псування і знищення робіт на перегляді саме у цій майстерні.

Керівництво НАОМА використовує щодо Спартака ті самі методи, які колись використовувало проти мене: шантаж виключенням у відповідь на критично налаштовану художню роботу. Це означає їхнє небажання сприймати болючу реальність: вони давно вже не є ні актуальними художниками, ні успішним викладацтвом. Це все — прояви вандалізму. Деякі студенти та студентки в самій Академії після цього випадку називають викладацтво «фашистами від мистецтва», і з ними не можна не погодитися.

Якщо ви помітили помилку, виділіть її і натисніть Ctrl+Enter.