Экономика шепота: аффективный труд в зеркале АСМР-видео

“When a worker abandons her work smile, what kind of tie remains between her smile and her self?”¹«Когда работн_ица оставляет свою рабочую улыбку, какого рода связь остается … Continue reading

Hochschild, Arlie Russell (1983). The managed heart: commercialization of human feeling.

«Лёгкое покалывание в затылке, приятные мурашки на коже, распространяющиеся от шеи по спине, по телу, к вашим рукам…», — вот далеко не полный перечень ощущений, которые обещает подарить просмотр АСМР-видео. Термин АСМР, или автономная сенсорная меридианальная реакция²Авторкой этого термина считается Дженнифер Аллен (Jennifer Allen), которая в феврале 2010 … Continue reading, впервые появился на англоязычных форумах в 2007 году. В общих чертах, он призван описать некий феномен чувственного опыта, во время которого человек может испытать легкое покалывание в разных частях головы и тела, сопровождающееся чувством спокойствия, расслабления и хорошего самочувствия, в ответ на определенные звуковые, зрительные, тактильные или когнитивные стимулы. 

Как и многие другие феномены сетевой культуры, движение АСМР возникло из форумов энтузиастов и было подхвачено такими же энтузиастами-любителями, которые начали создавать контент (в начале — аудио), предназначенный для того, чтобы при помощи различных стимулов добиться АСМР-реакции.

С самого начала споры вокруг АСМР в основном шли о том, действительно ли у человека существует возможность получать подобное удовольствие от слуховых или визуальных стимулов, или же это ерунда, и стоить подумать, почему это вообще производят и потребляют. Свойства АСМР-видео наукой пока не изучены до конца, но исследователи из сферы психологии и других когнитивных наук уже делают шаги в этом направлении³Пионерами исследования АСМР стали ученые из Университета Суонси (Swansea University) — … Continue reading. Асмрщики также создают множество материалов с объяснениями, как «работает» АСМР. 

Этот очерк не претендует ввязываться в дискуссию ни с теми, ни с другими. Стоит признать, что раз это смотрят — какое-то удовольствие все-таки получается, а производство этого удовольствия является непосредственно чьим-то трудом. 

Экономика шепота

И действительно, сейчас производство видео, нацеленных на то, чтобы вызвать мурашки по коже, — это приносящая приемлемый заработок работа для тех, кто сумели монетизировать свой YouTube-канал посредством партнерских программ, рекламы и получения добровольных взносов от патронов. Изготовление такого контента становится все более профессионализированным, а количество фолловеров у самых популярных АСМР-артисток измеряется миллионами. 

Например, по подсчетам журналистов сайта финансовой компании SmartAsset, прибыль авторки одного из самых популярных АСМР-каналов Gentle Whispering составляет приблизительно 130 млн долларов в год⁴Для сравнения, средненациональная заработная плата юриста в США составляет … Continue reading. Авторка этого канала — АСМР-артистка Мария. Мария — эмигрантка из России в США, где имеет уже немалую известность: ее приглашают на радио, с ней сотрудничают достаточно солидные бренды. У канала около 2 млн подписчиков.

На производственную сторону АСМР можно посмотреть во влоге АСМР-артистки из России Дарьи Ложкиной. Два ее канала в сумме охватывают аудиторию в 400 тыс. подписчиков. Дарья рассказывает, что съемка одного видео занимает у нее всю ночь. Из интервью англоязычных АСМР-артисток следует, что в среднем производство одного видео занимает где-то 30 часов. 

Что, собственно, производится?

Одним из доминирующих кластеров подобного видео-контента являются ролевые игры. В их названиях с завидной частотой встречаются такие слова как care, уход, забота, персональное внимание.

Понятие care work — работа по уходу — мы употребляем, обычно подразумевая непосредственно физический труд по уходу — наемный труд сиделок, нянь, помощниц по хозяйству и, собственно, тот неоплачиваемый репродуктивный труд, которым дома занимаются преимущественно женщины. Но ведь уход часто может быть совмещен с заботой, и в этом смысле он так или иначе подразумевает не только непосредственно физический уход за человеком. Он также содержит и некую эмоциональную составляющую — производство ощущения, что о тебе заботятся, что ты важен, что твои желания, чувства, потребности, удовлетворенность и благополучие для кого-то важны.

«Ухаживая за тобой» на борту авиалайнера, расчесывая, брея тебе бороду или делая массаж, АСМР-артистки, конечно, не совершают непосредственно физического ухода. Но что они мастерски исполняют — это эмоциональную, персонализированную его сторону, то, что мы в широком смысле называем заботой, возможно, тем самым производя некий аффективный довесок, от которого зритель или слушатель и получает (какую-то часть) удовольствия. 

Казалось бы, ладно, кому-то приятно слушать звуки постукивания, поглаживания или мягкий голос, нашептывающий что-то на ухо. Но почему исполнительницы этих «когнитивных стимулов» с завидной частотой изображают медсестер, стюардесс, работниц ресепшн, массажисток, парикмахерок, продавщиц-консультанток? 

А ведь эта упаковка проговариваемой заботы и внимания, в которую облекается практически весь АСМР-ный продукт, как нельзя лучше отражает те изменения в труде и производстве, которые мы связываем с увеличением сервисного сектора экономики и возрастающей роли сервисности как таковой. 

Живой труд и виртуозы производства

Уже в 90-х такие итальянские философы как Паоло Вирно, Антонио Негри и другие много теоретизировали о возрастающей гегемонии нематериального труда, который остается вполне материальным по своему процессу, но продукты его носят нематериальный характер. В своей книге «Грамматика множества: к анализу форм современной жизни» Вирно пишет, что отчуждение от средств производства в таких формах труда выходит за рамки его прежнего понимания: отныне работник включен в работу буквально всем своим телом; сегодня наш труд — живой.

Полемизируя с пониманием производительного труда у Маркса, который противопоставлял так называемый «живой труд» (lebendige Arbeit) — рабочую силу как потенцию, совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает живая личность человека, мертвому труду — собственно актуализации применения рабочей силы в отчуждаемых продуктах производства, эти представители итальянского автономизма настаивают, что сервисный труд тоже является производительным (что Маркс отрицал), поскольку сегодня капитализм стремится вовлечь саму личность и субъективность работника в производство стоимости. 

Обращаясь к тому, что Маркс указывает на явное сходство труда актера на сцене и официанта, Вирно заново концептуализирует это в качестве виртуозности — как способности производить «нечто неотличимое и неотделимое от самого акта производства».

Еще один итальянский теоретик Маурицио Лаззарато называет одну из граней такого труда «аффективным трудом», обозначая широкий спектр труда, традиционно исполняемого женщинами, который связан с производством аффектов и манипулированием эмоциями. Даже при непосредственном воздействии на тело его продукт неосязаем — это, например, чувство облегчения, удовлетворения, волнения или страсти. Например, приветственная улыбка официанта как часть его работы производиться телесно, но сама она носит перформативный характер: ее нельзя поймать, и тем более выставить за нее отдельный чек, а кроме того, она всегда требует зрителя. 

Управляемое сердце

Что же происходит с этой улыбкой официанта сейчас и как изменяется эта сервисность и виртуозность?

В уже в ставшем классическим исследовании «Управляемое сердце» социологиня Арли Хохшильд детальным образом демонстрирует эти изменения на примере труда бортпроводниц американских авиалиний. Обращаясь к терминам Станиславского, она предлагает различать эмоциональную работу в виде «поверхностной игры» (surface acting), когда от работника требуется лишь изобразить эмоции, и «глубокой игры» (deep acting), которая требует от работника изменения своих внутренних чувств для создания более аутентичных эмоциональных проявлений, которые соответствуют ожиданиям и нуждам конкретного (типа) клиента. На тренингах будущую стюардессу, среди прочего, обучают, как активировать в нужный момент личные воспоминания, чтобы представить, что пассажиры — это гости ее дома, а салон — гостиная. Как не только не показывать злость на пролившего кофе пассажира, но как не чувствовать ее. 

В ходе длительной этнографической работы Хохшильд замечает, что такая работа часто неминуемо ведет к «эмоциональному диссонансу», когда работницы не только не могут пережить необходимые чувства, но и вообще владеть своими чувствами. Отличается ли подобное отчуждение эмоций от отчуждения, которое происходит с работником на фабрике?

Как же дело обстоит на АСМР-авиалиниях? АСМР-артистки изображают для нас идеальных работниц, у которых никакого диссонанса нет — потому как у персонажек будто бы и нет никакой собственной субъектности, с которой нужно считаться, как нет и материального столкновения с постоянно меняющимися живыми клиентами. Возможно, именно цифровое пространство позволяет АСМР-артисткам воплотить эти ожидания от аффективной вовлеченности в труд в их чистом, максимальном виде. Когда смотришь эти видео, может казаться, что они играют слишком натурально, но разве такая нездоровая аутентичность — это не именно то, чего требует сервисная экономика сегодня?

В целой Вселенной ты мой Господин 

В целой Вселенной ты мой Господин, и никого вокруг — только Ты один. (с)

И требования только растут. Теперь, покупая билет на самолет или идя в салон маникюра, мы рассчитываем будто бы всегда на нечто больше — на более персональное внимание, на подстраивание работниц под наши эмоциональные потребности, и проявляем «справедливое» возмущение, если что-то нам не додается. Абсолютное большинство АСМР-видео, напротив, дают нам возможность получить это сполна. Почти во всех ролевых видео — от «визита к доктору» до «консультации дизайнерки по интерьеру» — ты и твои потребности становятся нереалистично важными. Но еще более персонализированную аутентичную заботу предлагает формат интерактивных стримов: ты буквально можешь повелевать, в какое ушко тебе пошептать, после какого тяжелого дня тебя нужно расслабить и с каким предметом что сделать.

Кстати, если русскоговорящие артистки, например, будут ухаживать за тобой после работы, где начальник-самодур, то производительницы англоязычного контента будут делать тебе массаж, приговаривая о том, что все мы так вкладываемся в нашу работу, работа — это так важно, поэтому, чтобы оставаться продуктивным, иногда нужно позволять себе spa. Многие АСМР-щицы снимают видео для различных аудиторий, безукоризненно улавливая потребности определенных типажей слушателей в соответствующих культурах. Вообще, переориентация на западного зрителя  — практически неминуемая вещь для АСМР-артисток, если они хотят действительно зарабатывать за счет своего труда⁵Доходы ютуберок, которые работают не в англоязычном сегменте, а, например, в … Continue reading. При этом и русскоговорящие, и АСМР-артистки из стран Азии меняют не только язык: обычно существенно адаптируется и сам контент  — таким образом, чтобы, с одной стороны, соответствовать запросам и нуждам новой аудитории, а часто еще и следовать определённым культурным стереотипам, попутно самоэкозотизируясь.

Кажется, что их труд будто зеркалит труд анонимизированных сотрудниц колл-центров американских компаний в англоязычных странах глобального Юга, в обязанности которых часто входить необходимость разыгрывать определенную идентичность, чтобы клиентам в США было максимально комфортно.

Когда смотришь эти видео, может казаться, что они играют слишком натурально, но разве такая нездоровая аутентичность — это не именно то, чего требует сервисная экономика сегодня?

В своей антропологической разведке «Трансмиссия заботы…»⁶Vora, K. (2010). The Transmission of Care: Affective Economies and Indian Call Centers. In E. Boris & R. Parreñas, “Intimate Labors: Cultures, … Continue reading исследовательница труда и технологий Калинди Вора демонстрирует, что, кроме упражнений по акценту и культурным обычаям, сотрудниц американских колл-центров в Индии обучают «надлежащим образом удовлетворять аффективные потребности клиентов в США». Как пишет авторка, индийская сотрудница становится «проекцией другой себя» — с новым именем, акцентом и уместными эмоциями. Вора называет это «машинной субъективностью».

В литературе, посвященной исследованиям современного сервисного труда, предлагают определять интеракции, которые происходят в колл-центрах, устроенных подобным образом, как постсоциальные. Ведь коммуникация в таком случае происходит как бы между проекцией ожидания клиента о том, как должна себя вести и выражать свои эмоции сотрудница колл-центра (которая, по его представлению, конечно, находится в США), и проекцией определенного того или иного сборного образа американца, который сотруднице в Индии подберет компьютерный алгоритм. Значительная часть работы сотрудницы, таким образом, состоит в том, чтобы не выпадать из свой проекции, чтобы не обнажить это зазор между собой и спроецированным на себя образом. Или между жизнью и трудом, как писали итальянские марксисты?

И вот круг будто бы замыкается. Кажущиеся на первый взгляд странными ролевые видео с нежным бритьем бороды или с персональной консультанткой по покупке подушек лишь отражают те потребности, которые капитализм продолжает создавать в мире аналоговом. Цифровой мир лишь предлагает превосходящие формы удовлетворения этих желаний, таким образом повышая эту планку «необходимого». 

Технологии, которые, казалось бы, сами по себе представляют определенный барьер перед близостью и эмоциями, наоборот, расширяют поле, порождая все новые формы эмоционального труда, которые теперь могут быть представлены на рынке. И те, в свою очередь, воспроизводят существующие формы экономического и гендерного неравенства. 

Статья написана на основе доклада авторки на междисциплинарном симпозиуме «Цифровой труд — 2019» Центра социальных и трудовых исследований в сентябре 2019 года. Мероприятие состоялось при поддержке Фонда им. Розы Люксембург в Украине.